Иисус Христос или путешествие одного сознания (главы 1 и 2)
Шрифт:
– Вы сегодня ужинали?- спросил я их по-немецки, обрадованный возможностью убить сразу нескольких зайцев.
– Да, -почти одновременно ответили они, сразу посмотрев на меня уважительно и несколько удивленно. Но все равно нам надо было уходить. Сердечно попрощавшись, мы вышли. Посмеявшись с Вадиком над ним самим и поделившись впечатлениями, мы продолжили путь.
Мой отец -очень принципиальный человек. Он обладает государственным мышлением и энциклопедической эрудицией. Работе он отдает себя всего. Будь он покладистей- он бы давно уже находился в верхних эшелонах власти России. Но его принципы, как он сам
Приехав в Калинин, спустя день, я почувствовал, что мне нужно отцу рассказать все случившееся со мной. Дело в том, что говорил я сильно тяжело набирая в грудь воздуха и постоянно заикаясь. Создавалось странное впечатление, и я рисковал быть неправильно понятым. Отец с готовностью и уже пониманием чего-то принял мое желание. Рассказ длился 5 часов. Пытаясь обрисовать картину своего недавнего мировосприятия и случившегося со мной, я с картины мироздания перескакивал на Краснова, с него на людей, с людей на Гарика.
– Подожди, Миша. Давай попытаемся выделить в случившемся главное.
– Какое главное? Разве могут быть в жизни частности?
Но отец тем не менее меня понял.
– Давай я познакомлю тебя с нашей знакомой.Она-психотерапевт.Женщина исключительной деликатности и порядочности.
Я колебался. Дав согласие, я через некоторое время забирал его назад. Я боялся раскрывать неспособную защитить себя свою душу перед незнакомым человеком.Это бы означало расписывание перед ней и самим собой в своей слабости полностью. А если она еще и не сможет помочь? Нет.
Моя мачеха -Татьяна Геннадьевна -для меня -Таня, будучи достаточно осведомленной в фармацевтике, с помощью отца настояла, чтобы я стал принимать пирацетам.
"Это витамины для мозга- они радикально на тебя никак не повлияют", -внушали мне они. Для меня таблетки тоже означали расписывание в слабости, но витамины-это был компромисс.
С папой и Илюшей мы съездили за Ваней в санаторий и всей мужской компанией- в Москву погулять. У зоопарка, в который мы пошли, произошел кусочек цирка. У памятника героям-краснопресненцам гид-папа задал Ване вопрос:
– Ваня, кому памятник?
– Пушкину.
– Вань, а посмотри что у мужчины в задней руке?
– Граната.
– Вань, а зачем Пушкину граната?
– Незачем,-сказал Ваня, подумав.
– Тогда кому этот памятник?
– Лермонтову,-сказал я за него.
Наш хохот перекрыл шум машин.
Зимой во время моего просветления произошло то, о чем 6 лет спустя я прочитал у Бхагавана Шри Раджниша. Мои родители были во мне убиты. Нет, я не перестал их уважать и питать сыновних чувств, но они теперь перестали для меня быть авторитетами. У меня теперь своя голова была на плечах. Теперь я видел все ошиб
одов, которые я не мог довести до конца. Выяснение отношений все дальше стало удалять наши души друг от друга. Я опять стал чувствовать себя одиноким. "Скорей бы приехал Вадик",-думал я. Он приезжал за 4 дня до отъезда
Я так обрадовался ему, встретив его в Москве на Киевском вокзале. "Проблема отцов и детей",-прочел я в его глазах охлаждающую меня моим обезличиванием реакцию в его глазах. Но что было делать? Поехали. В первый вечер отец после выпитого вина стал рассказывать нам о Великой Отечественной войне. Рассказывал он о том, как он сам восстанавливал истину о прошедших боях и изобличал фальсификаторов или умалчивающих правду историков, освещавших бои в угоду правящей верхушке и боящихся за свою жизнь. Мне было безразлично от тяжести своего состояния, и я сидел и ради приличия таращил глаза и поддакивал. "Хоть Вадик насладится встречей с умным человеком",-думал я. После беседы мы с ним вышли на улицу.
– Вот это голова!-сказал Вадик.
Я был польщен.
– То, что мне за 6 лет института преподаватели не смогли вдолбить, он рассказал за 2,5 часа.
Мы шли дальше.
– Мне по ... его знания, мне важны его понятия.
– ...?!Ты что говоришь?
– А что я говорю?
– А ты ничего только что не сказал?
– А что я сказал?
– По-моему не надо большого ума, чтобы понять что ты сейчас сказал. Достаточно на твое место поставить меня, а на место моего отца Трифона Сигизмундовича. Мы вышли на набережную Волги. Сели на скамейку.
– Знаешь, последнее время мы что-то перестали понимать друг друга,- несколько печально сказал он с больным для меня намеком. Вместе с чувством тоски, охватившем меня, во мне проснулось и чувство хозяина положения: каково ему одному быть непонятым в чужом городе.
– Вадик, забудь про это, все, пошли домой, это мелочи. Но он так не думал. Он был обижен. К Вале на дачу мы поехали с ночевой на следующий день. Валя дал мне разрешение приезжать туда в любое время, независимо от его там присутствия. Набрав продуктов, мы туда прибыли.
Природа на западе России существенно отличается от нашей дальневосточной. Если в детстве, читая сказки о дремучих лесах, темных борах, высоких травах в степях, я отождествлял их с нашими сосняками, смешаннолиственными лесами и полями, то увидев природу Запада, я понял с каких лесов и трав писались сказки. Находиться в центре зарождения культуры и оккультности своего народа было таинственно, но покойно и романтично. Казалось, что все тебя здесь бережет.
– Обрати внимание на названия деревень и городов. То, что ты у Некрасова и Тургенева изучал в школе было здесь. Отсюда пошел твой народ,-говорил мне отец.
На даче были Валина дочка Леночка и ее бабушка -Зинаида Петровна. Оставив вещи, мы сходили на речку, прошлись по роще. Утром я предложил дальнюю прогулку и предложил ее и Лене. Вадик был против детства в мужском коллективе, но я был убежденнее. Лена тараторила всю дорогу, рассказывая нам о цветах, бабочках, как они с папой ходили на речку. Речитатив ее был певучим с каким-то родным акцентом, какого не услышишь на Дальнем Востоке.
– Зачем ты взял эту балаболку?-спросил Вадик. Сделав большой круг, мы подошли к дачам со стороны Тверцы-так называлась текущая там речка. На ее берегу сидел человек. Когда мы подошли ближе, раздался крик:"Папа". Валя был доволен, что мы взяли с собой Лену.