Иисус Неизвестный
Шрифт:
(. 21, 10).
…Не знаем, откуда Он, .(Ио. 9, 29.)
Видят, что Он как будто прячется от них, и не понимают, зачем.
Кто же Ты?(Ио. 8, 25) . – Долго ли Тебе держать нас в недоумении? Если Ты Христос, скажи нам прямо.(10, 24).
Прямо не может сказать, так же как знамения с неба не может показать «роду сему лукавому и прелюбодейному»; сами должны увидеть, узнать, что это
Если так, то значит, много было узнаваний, исповеданий; но такого, как здесь, в Кесарии Филипповой, не было: первое, все-таки, и единственное, – это. Только теперь действительно сделали выбор и, оставив все, пошли за Ним в изгнание, в отвержение, в проклятие всем Израилем, а может быть, и всем человечеством. [669] Бывшие исповедания, все – как во сне; это одно – наяву; те – только бледные зарницы этой Кесарийской молнии; медленно-долго узнавали – узнали вдруг.
669
Weizsacker, Untersuchungen "uber die evang Geschichte 1901, S. 300.
Здесь, в Кесарии, только что Петр сказал: «Ты – Христос», – родилось христианство, потому что все оно – в трех словах: «Иисус есть Христос». Тайна Вифлеема или Назарета – Рождество Христа в человеке; тайна Кесарии Филипповой – Рождение Христа в человечестве. Родилось христианство – умерло язычество, «умер Великий Пан». Только что Петр сказал: «Ты – Христос», – здесь, в священной роще Пана, может быть, пронесся, над головами Тринадцати, в ночной темноте, по верхушкам деревьев, как бы панического ужаса шепот, – умирающего бога Пана последний вздох.
Умерло язычество – умер и Израиль. Этого Петр еще не знает; узнает Павел. Если «Израиль» значит «Закон» а «конец Закона – Христос» (Рим. 10, 4), то Он же – и конец Израиля. Здесь, в Кесарии Филипповой, Петр, только что сказал: antach Meschina, «Ты – Христос», – убил Израиля.
XIV
Лучше всего объясняет исповедание Петра Иоанн:
Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни. И мы уверовали иузнали , что Ты – Христос. Сын Бога Живого. (Ио. 6, 68–69.)
Главное – то, что «узнали»; не только «уверовали» но и «узнали».
Если неузнаете , чтоэто Я,
, то умрете во грехах ваших(Ио. 8, 24.)
Когда вознесете – (распнете) – Сына человеческого, тогдаузнаете , чтоэто Я. (Ио. 8, 28.)
Это говорит не только иудеям, но и всем, до конца времен не узнающим, – Неузнанный.
Начал исповедание Петр – кончит сам Иисус. [670]
Первосвященник в Синедрионе, судящем Господа, спросит Его:
Ты ли Христос, Сын Благословенного?…Иисус сказал: Я,
, и вы узрите Сына человеческого, сидящего одесную Силы (Божией) и грядущего на облаках небесных.
Тогда
670
H. J. Holtzmann, Das messianische Bewustsein Jesu, 1907, S. 70.
Вы слышали богохульство. Как вам кажется? Они же все признали Его повинным смерти.(Мк. 14, 61–64.)
«Кто Ты?» – на этот вопрос отвечает Иисус всегда, и не может ответить иначе, как только одним словом: «Я»,
. – «Я есмь».
Два у Него человеческих имени: «Иисус» и «Христос»; Божеское же имя – только одно: «Я». Каждый человек говорит: «я», но никто никогда не говорил и не скажет этого так, как Он. Все наши «я», человеческие, – временны, частны, дробны, мнимы; только Его – цельно, едино, истинно, вечно, – Я всего человечества. Тот еще не исповедал Его, кто сказал о Нем : «Христос», а только тот, кто сказал Ему самому: «Ты – Христос». – «Это Я», – говорит Иисус, и Петр отвечает: «это, воистину. Ты». – «Я есмь», – говорит Иисус, и Петр отвечает: «Ты еси».
Вот что значит Кесария Филиппова.
XV
Что произошло после исповедания Петра? В ответе на этот вопрос, между Марком, с одной стороны, и Лукой и Матфеем, с другой, – противоречие как будто неразрешимое.
…Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин (по-арамейски, bar-jona), ибо не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах. И Я говорю тебе: ты – Петр (Kifa, «Камень», по-арамейски), и на сем камне Я созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют ее. И дам тебе ключи царства небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах.(Мт. 16, 15–19.)
Против исторической подлинности этих слов говорит многое. Прежде всего, их отсутствие в свидетельстве не только Луки, но и Марка-Петра. Если слова эти помнят другие – те, от кого узнал их Матфей, мог ли забыть их именно тот, кому они сказаны? А если помнит, то почему скрывает, молчит? Все из-за того же «смирения», заставившего его, будто бы, скрыть и хождение по водам? Это так же невероятно, как если бы Петр умолчал из смирения о том, что удостоился первый увидеть воскресшего Господа. Да и нечем было слишком «гордиться» Петру в Кесарии Филипповой: противовес гордыне дан ему тотчас; так же низко пал, как высоко вознесся. Тотчас же за тем словом Господним: «Блажен ты, Симон Ионин», – услышит другое: «Отойди от Меня, сатана!» Подлинным для него смирением было бы не умолчание, а признание того, с какой высоты он пал.
XVI
Это во-первых, а во-вторых: более, чем вероятно, что говорить о «Церкви», в смысле позднейшего греческого слова, ekkl^esia, Иисус не мог уже потому, что не только этого слова, но и самого понятия не было тогда в Израиле. Он мог произнести, на языке арамейском, только слово kahal, что значит «собрание», «община» иудеев, – по крови и по закону, «обрезанных». Кроме них, никто не входит в kahal; в будущую же Церковь, Экклезию, войдут и язычники, «необрезанные» – «псы». Между Кагалом и Церковью – такая же разница, как между Иудейским Мессией и христианским Христом.