Иисус. Дорога в Кану

Райс Энн

— Ты знаешь, что я жил с ессеями, — сказал он. — Знаешь, что я сам хотел стать ессеем.

— Ты мне говорил.

— Ты знаешь, что я встречал твоего родича Иоанна бар Захарию, когда жил с ессеями.

Он сделал еще глоток вина.

Я решил пока провести еще одну прямую линию.

— Ты много раз рассказывал мне об этом, Иасон, — сказал я. — Ты что, получил какие-то вести от своих друзей-ессеев? Ты ведь скажешь мне, если узнаешь что-нибудь о моем брате Иоанне?

— Твой брат Иоанн в пустыне, это все, что говорят. В пустыне,

питается дикими тварями. В этом году его вообще никто не видел. На самом деле никто не видел его и в прошлом году. Кто-то лишь сказал кому-то, что кто-то вроде бы видел твоего брата Иоанна.

Я начал вести линию.

— Но ты же знаешь, Иешуа, я никогда не рассказывал тебе всего, что сообщил мне твой родственник, пока я жил с ессеями.

— Иасон, у тебя в голове столько мыслей. Я все-таки сомневаюсь, что мой брат Иоанн хотел сообщить что-то важное, если он вообще что-нибудь тебе говорил.

Получалось неровно. Я взял тряпку, скомкал и начал стирать разметку. Мне пришлось бы стесать слишком много, но я вовремя спохватился.

— О, напротив, твой брат Иоанн говорил много важного, — сказал Иасон, подходя ближе.

— Сдвинься влево, ты заслоняешь свет.

Он повернулся, снял фонарь с крюка и поставил прямо передо мной.

Я снова сел, бросив работу, но не смотрел на него. Свет бил мне прямо в глаза.

— Хорошо, Иасон, что ты хочешь сообщить мне о моем брате Иоанне?

— Я ведь прирожденный поэт, ты согласен?

— Без всякого сомнения.

Я старательно оттирал разметку, и она медленно исчезала. Древесина слегка залоснилась.

— Именно это заставляет меня передать тебе слова, которые Иоанн мне доверил, — начал он, — ту литанию, что он носит в своем сердце. Она о тебе. Этой литании он научился у матери и повторяет ее каждый день, как повторяет Шма [2] со всем Израилем, только эта литания стала его собственной молитвой. Ты знаешь, какие там слова?

2

Шма ( ивр.слушай) — молитва, провозглашающая главную идею иудаизма — единство Всевышнего и нерасторжимость союза еврейского народа с Творцом. Начинается с фразы «Шма, Исраэль…» («Слушай, Израиль…»).

— Я не знаю, что я знаю, — сказал я.

— Очень хорошо, тогда я тебе расскажу.

— Судя по всему, ты твердо решил это сделать.

Он присел на корточки. Как он был хорош! Какие у него были красивые умащенные черные волосы и огромные сердитые глаза, горящие огнем!

— Еще до рождения Иоанна твоя мать навестила его мать. Та жила тогда неподалеку от Вифании, и ее муж, Захария, был еще жив. Захарию убили уже после того, как родился Иоанн.

— Да, мне рассказывали, — сказал я.

Я снова начал чертить линию — на этот раз должно было выйти правильно,

без огрехов. Я приставил к дереву острый край черепка.

— Твоя мать рассказала матери Иоанна об ангеле, который ей являлся, — сказал Иасон, придвигаясь еще ближе.

— Каждый в Назарете знает эту историю, Иасон, — ответил я, не отрываясь от своей линии.

— Твоя мать стояла на улице, обнимая мать Иоанна, — продолжал он, не обращая внимания на мои слова, — и твоя кроткая мать, которая говорит так мало и так редко, вдруг запела гимн. Она смотрела на холмы, где похоронен пророк Самуил, и пела свой собственный гимн со старинными словами Ханны.

Я перестал работать и медленно поднял на него глаза.

Голос Иасона стал тихим и благоговейным, открытое лицо светилось добротой.

— «Величит душа Моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем, что призрел Он на смирение Рабы Своей, ибо отныне будут ублажать Меня все роды; что сотворил Мне величие Сильный, и свято имя Его; и милость Его в роды родов к боящимся Его; явил силу мышцы Своей; рассеял надменных помышлениями сердца их; низложил сильных с престолов и вознес смиренных; алчущих исполнил благ и богатящихся отпустил ни с чем; воспринял Израиля, отрока Своего, воспомянув милость, как говорил отцам нашим…»

Он замолчал.

Мы смотрели друг на друга.

— Ты знаешь эту молитву? — спросил он.

Я не ответил.

— Ну что ж, — сказал он печально. — Прочту тебе другую — ту, что читал отец Иоанна, священник Захария, когда Иоанна нарекали этим именем.

Я ничего не сказал.

— «Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ Свой, и сотворил избавление ему, и воздвиг рог спасения нам в дому Давида, отрока Своего, как возвестил устами бывших от века святых пророков Своих…»

Он помолчал, опустив глаза. Сглотнул и продолжил:

— «…что спасет нас от врагов наших и от руки всех ненавидящих нас… И ты, младенец…» — он здесь говорит о своем сыне Иоанне, как ты понимаешь, — «…и ты, младенец, наречешься пророком Всевышнего, ибо предъидешь пред лицем Господа приготовить пути Ему…»

Иасон замолчал, не в силах читать дальше.

— Какая в том польза! — прошептал он.

Поднялся и отвернулся от меня.

Я подхватил его слова так, как знал их.

— «.. дать уразуметь народу Его спасение в прощении грехов их, — сказал я, — по благоутробному милосердию Бога нашего…»

Он ошеломленно глядел на меня сверху вниз.

— «…которым посетил нас Восток свыше, — продолжал я, — просветить сидящих во тьме и тени смертной, направить ноги наши на путь мира».

Он отшатнулся, лицо его побелело.

— «На путь мира», Иасон, — сказал я, — «На путь мира».

— Но где же он, твой брат? — воскликнул он. — Где Иоанн, который должен быть пророком? Солдаты Понтия Пилата сегодня ночью уже будут под Иерусалимом. Мы видели на закате их костры. Что ты будешь делать?