Икар
Шрифт:
— Что ж… Вот это меня и пугает. Когда я подхожу близко к краю, когда кто угодно подходит близко к краю, я вижу себя… я не просто чувствую это, я это вижу… вижу, как я срываюсь вниз. Я не могу ничего поделать, меня словно магнитом туда тянет. Срываюсь и вижу, как падаю вниз. Падаю, падаю…
— Прости, Джек. Я не понимал.
— Все нормально. — Еще один глубокий вдох. — Теперь я в порядке.
— Хочешь, я принесу тебе чего-нибудь выпить?
— Нет, — ответил Джек и заставил себя встать. Это ему удалось, но силы пока не вернулись к нему. — Давай просто уйдем в комнату.
Кид взял его под руку, толкнул в сторону скользящую дверь, ведущую в гостиную.
— Упадешь, только если захочешь упасть, — медленно повторил Джек. — Ты действительно так
— Да, — ответил Кид. — Я действительно так думаю.
— Я не хочу упасть, — сказал ему Джек. — Правда, не хочу. Но не думаю, что смогу устоять.
24
Силачка
Как это могло случиться?
Разве не классный был план? Она-то не сомневалась, что классный.
Чертовски простой и чертовски классный.
Она сама себе удивлялась, что смогла придумать нечто столь простое и столь классное.
До сих пор удивлялась. Чертовски классный план, больше и сказать нечего.
Но он не сработал.
Вот ведь, мать твою.
Ну ладно. Такой уж денек выдался. Ничего, блин, не клеилось. Так что и удивляться особо нечего. Вообще-то дни примерно все такие были, если задуматься. Как раз поэтому ее план и казался таким классным. Если бы он удался, дни стали бы более или менее терпимыми. Или хотя бы один день. Этого бы хватило, правда? Еще как хватило бы. Чертовски. Вот было бы классно. Один терпимый день в этой гребаной Америке…
Стоп. Она подумала и решила, что вчера был не самый отвратный день. Да нет же, вчера день был совсем даже отличный. Она виделась с мистером Милашкой. Так она называла Кида. Он был чудо какой милашка. Такой милашка, что с ним она могла забыть о том, что ее гребаный план провалился.
Она вспоминала, какой могущественной казалась себе, когда они одновременно испытали оргазм. Как потом, когда он вымотался и был готов без чувств повалиться на кровать, она не давала ему отдохнуть. Господи, да. Она обхватила его ногами, она его чуть не задушила, но это не имело значения, потому что он был такой сильный и крепкий. Ну просто жуть какой крепкий. А еще она вспомнила, как он удивился, когда во время этого она вдруг вытащила наручники и приковала его к спинке кровати. «Это кэгэбэшные наручники, — сказала она. — Самые настоящие». Ух как он разозлился. А она хохотала. Сколько дней она так не хохотала? Может, даже несколько месяцев. А он ничего не мог сделать. И никуда не мог уйти. И дал ей еще раз испытать наслаждение. И это было еще круче и дольше. Он вынужден был…
Но почему же план-то не сработал?!
Дело было беспроигрышное.
Куча бабок. Просто куча. Бери — не хочу. Сбылась американская мечта, можно сказать, и все проще пареной репы.
И план потрясный, вопроса нет.
Ну да, да, может быть, капельку рискованно. Блин. Если теперь подумать, даже, пожалуй, маленько опасно. А может, и не маленько. И вроде бы даже глупо.
Хорошо, что мистер Милашка был такой надежный. Надежность — дело хорошее. А он был не просто надежный. Он был сильный. Господи, какой же он был сильный. А это даже лучше, чем надежный. По меньшей мере в этом случае.
Возможно (только возможно), он был достаточно сильным и достаточно надежным для того, чтобы не дать им убить ее, хотя бы потому, что ее офигенный план был такой офигенный. Потому что она таки испортила и этот план, и все остальное тоже.
Господи, ведь все казалось так клево.
А потом лопнуло, как и все прочее в любой из мерзких дней в ее мерзкой, невыносимой жизни.
Гробовщица
Он только что ушел, ее чудесный красивый мальчик. Она провожала его взглядом, пока он шел по дорожке, пока не скрылся за деревьями сада. Потом он мелькнул на подъездной дороге, опять пропал за деревьями и снова появился. Сел в машину. Она стояла у окна и смотрела ему вслед до тех пор, пока не осознала, что его нет уже несколько минут, и, хотя она осталась
Она продолжала ощущать его запах, и от этого запаха по ее телу прошла дрожь возбуждения. Она быстро дошла, вернее, добежала до кровати и бросилась на нее. Зарылась лицом в подушки, сделала невероятно глубокий вдох, почувствовала, как раздулись легкие, и ее захлестнули его запахи: легкий аромат лимонного одеколона «Балмиан», который она ему подарила, сухого дезодоранта и пота, дивный, резкий запах его пота. Они только что занимались любовью — страстно и чудесно, но он был снова готов в бой. Она вспоминала, как провела кончиком ногтя по его руке, как бицепс раздулся и затвердел. Она прикоснулась к повязке, и он поморщился. Ей нравилось, когда он морщился. Она обожала видеть его таким уязвимым. И попросила у него прощения. Сказала, что не управляла собой. Она не обещала ему, что больше так не будет, — не хотела, чтобы он слишком уж расслаблялся, — но он принял ее извинения. Он потянулся к ней и обнял ее, и вот теперь она представила, как лежит у него на груди, как наклоняется и целует его, как ее губы скользят по его мускулистому животу…
Она попыталась думать о другом, но ничего не вышло. Она снова хотела его. Сейчас. Но он не мог быть рядом с ней, и на краткий миг она рассвирепела и возненавидела его за то, что он ее покинул. Она снова сделала вдох, зарывшись лицом в подушки. У нее закружилась голова, и она расхохоталась. Она смеялась над своей страстью и над своей глупостью.
Она пыталась уговорить его остаться пообедать. Но он сказал, что у него еще есть работа. Другие клиенты. Настоящие.
А она напомнила ему о том, что она тоже настоящая клиентка. Она даже предложила заплатить ему за сверхурочную работу, если он останется, и была шокирована собственным поведением, но ей это было безразлично. Она так сильно хотела его и знала, что деньги для него важны. А для нее они были не важны, и она была рада швырять ему деньги, рада отдавать ему все, чего бы он ни пожелал, но он сказал, что должен идти, что чувствует непреодолимое искушение — как он может не чувствовать искушения! — но должен быть сильным. У него был другой клиент, который в нем нуждался, а она стала капризничать и упрашивать, чтобы он сказал ей, что это за клиент, а он ответил, что не может разговаривать о других клиентах — даже с ней. Да, это женщина, сказал он. Да, молодая. Но совсем не такая привлекательная, как она. Нет, между ними ничего нет, она просто клиентка. Если непременно нужно как-то ее называть, можно называть Затейницей. Так он называл ее в разговорах с другими клиентами. Затейница. Потому что она была актриса-танцовщица.
«А меня ты как называешь, — кокетливо поинтересовалась она, — когда разговариваешь обо мне с другими клиентками?»
«Никак не называю», — ответил он. Улыбнулся, притянул ее к себе и поцеловал.
А потом вышел в сад, прошел по подъездной дороге, сел в лимузин, и машина увезла его в ту жизнь, которую он вел без нее. В ту жизнь, о которой она знала так мало.
И она решила узнать немного больше о другой его жизни. Она решила, что ей необходимо узнать об этом больше.
Как только она стала думать о последнем поцелуе, голова у нее перестала кружиться. Чем больше она думала, тем более бесстрастным ей представлялся этот поцелуй. Словно попытка ее задобрить. Чтобы отвязалась. Чтобы поскорее уйти.
Она снова зарылась в подушки в надежде еще раз вдохнуть его запах, но запах улетучился. Не осталось и следа.
Она была совсем одна в своей комнате.
Затейница
В это утро с девяти до десяти она занималась на тренажере «Stair Master». [28]
28
Тренажер, позволяющий имитировать подъем по лестнице.