Икосаэдр 2.0
Шрифт:
В эпоху дизельпанка её время прошло. Педантичная и сухая, для простых восемнадцатилетних девиц она была просто Калошей.
На уроке разбирали старославянский. Я сам нашёл в шкафах ту потрёпанную тетрадку 1948-го года, исписанную «ятями». Мне она кажется древней реликвией, но тогда…
Тайны древнерусской грамматики интересовали Машу куда меньше, чем значение длинного, звучного и неведомого слова. Любопытство раздирало отличницу, она всё ждала паузу, чтобы задать вопрос, и в конце урока эта пауза наконец-то наступила.
Маша
— Ты что? — обернувшись, обиженно спросила она Любу.
— Не вздумай! Что угодно спрашивай, только не это! Она же… это…
— Что шепчитесь, барышни? — строго прервала их учитель. Калоша, что с неё взять.
Тайну слова «презерватив» Маша в тот день так и не раскроет. Какое-то время она ещё будет размышлять, разбирать слово по слогам и строить гипотезы. Возможно, даже перероет словари, но спустя неделю забудет этот случай, чтобы вспомнить через полвека, на своей кухне эпохи киберпанка.
А ещё через год в жизнь отличницы Маши придёт мой дедуля.
2015
(в память М. И. Шибиной, 1932–2019 г.)
ЗАРИСОВКИ. Диалоги с великим Непродавцом (в соавт. с П. Юшковым)
(конкурс мини-зарисовка, 2021 г.)
Пустота. Белая, всеобъемлющая, и ты посреди неё.
— Кто? Где я? Я умер?
— Не сейчас. Но, возможно, скоро.
— Кто ты?
— Это не важно. Скажи мне, ты счастлив сейчас?
— Я…Наверное, да. Есть деньги. Бизнес. Квартира, коттедж. Съездил на Мальдивы… А что?
— Здесь ты можешь не обманывать…
Пустота ушла: тусклый подъезд, в твоих руках цветы, палец нажимает на кнопку знакомого звонка. Открывается дверь, и переполняет чувство счастья — перед домой Яна, хрупкая, молодая, в лёгком домашнем халатике. Она бросается тебе на плечи, ты вздрагиваешь и просыпаешься.
— Сон, всего лишь сон…
Ещё один день — встречи, суета, вечер, рюмка дорогого вискаря в компании с роскошной, но не любимой девушкой вдвое моложе тебя. И снова один в своём особняке, снова сон: крохотный сибирский городок, из которого ты так и не уехал, табличка «ЗАГС» на сером здании. Толпа родственников, лиц ты не замечаешь, но чётко видишь Яну — в белом платье, красивую, светящуюся, вы идёте рядом, играет свадебный марш, «горько», целуешь её, вздрагиваешь… И снова вокруг пустота.
— Ответь! Что тебе нужно?
— Это ты ответь — ты же хочешь этого?
— Хочу! Я бы всё отдал, чтобы жизнь стала такой. Чтобы не ехал в эту чёртову столицу. Ты же можешь… можешь повернуть время вспять? Да?
— Давай попробуем.
Снова родной город — ты проводишь пальцами по осеннему листу, чувствуя поверхность. Районная поликлиника, ты спешишь навстречу Яне, она выходит, и ты слышишь слова: «Я беременна», после чего ты обнимаешь её, шепчешь на ухо «я стану отцом… отцом».
Вы идёте домой, смотрите передачу на стареньком ТВ, вместе готовите ужин. На следующий день ты идёшь на работу — ты учитель географии в школе, это сложно и приносит мало денег, но ты счастлив. Дни сменяются днями, вы ездите за город, отдыхаете, ждёте…
Наконец, приходит день, когда всё должно случится — берёшь такси и отвозишь Яну в роддом. Прощальные объятия, дверь закрывается, и вновь…
— Верни меня! Я всё отдам! — кричишь. — Сколько нужно?
— Ты не понял… Я не продаю, а только показываю…
Из столицы в Москву
Говорят, раньше номера в отелях с окнами на Кремль стоили дороже. Сейчас же заниматься сексом с проституткой с видом на аварийно севший инопланетный звездолёт было тем ещё удовольствием. Первые несколько раз это казалось забавным, но скоро вид инопланетной железяки начинал раздражать.
Громада корабля высилась за Москвой-рекой. Слегка накренившаяся на левый бок, коническая груда инопланетного мрака где-то касалась земли, погребя под собой целые кварталы, где-то стояла на колоннах-опорах. С той стороны, которая была видно Егору, титановое пузо корабля, расплющившее двадцать лет назад Дом Советов и пару десятков других высоток Садового кольца, теперь висело на высоте десятого этажа. Оно словно подпиралось сбоку строительными конструкциями, отлетевшими от обшивки обломками длиной в пару сотен метров, отечественными кранами и древними стенами частично уцелевшего Кремля. Сбоку, в тени громады, едва доходя до середины его бока, высились открытые бетонные блоки, подсвеченные таинственным бирюзовым огнём. Это светились черенковским излучением реакторы и климат-контроллеры, нужные для обогрева теплолюбивых алиев. К ним примостился десяток цехов, строящих разные секретные штуки, истинное назначение которых известно только избранным.
Многих землян старших поколений с первых месяцев Приземления занимал вопрос: почему они приземлились именно в центре Москвы? Могли же сесть в Домодедово или хотя бы в Бирюлёво. Обычно так вопрос ставили выжившие коренные москвичи. Население страны, посмеиваясь над неудачниками из бывшей столицы, всё же рассматривало проблему чуть шире: почему именно в столице, почему не в Рязани, Екатеринбурге или малообитаемой Чукотке? Американцы, европейцы и прочие иностранцы же удивлялись: почему, мать его, вообще алиям вздумалось сесть в какой-то ледяной России, а не в США или ЮАР?
Егор, родившийся в девяносто втором, за год с небольшим до Приземления, был из того поколения, который воспринимал картину мира с севшими алиями как саму собой разумеющуюся. Единственные моменты, когда ощущение нереальности происходящего всё же перекрывало рассудок, это когда он лежал после секса с очередной московской проституткой, и окна номера выходило на оцепленное Садовое Кольцо. Говорят, в такие моменты разум мужчины адекватнее всего и яснее воспринимает реальность. Шелуха слетала, и человеческий разум не мог принять вид консервной банки над центром бывшей столицы.
— Ты бывал там? — девушка, покручивая волосы на груди Егора, слегка рассеянно махнула в сторону окна. Время ещё не закончилась, и она, как часто это бывает, решила отдохнуть перед следующим клиентом, поваляться на роскошном трёхспальном матрасе и поговорить «за жизнь». Она была на пару лет старше Егора. Кажется, её звали Лариса.
— С чего ты взяла? — усмехнулся Егор. — Туда не пускают каждого.
— Но ты же… работаешь в Корпорации Снабжения?
Егор насторожился, почувствовав зуд профессиональной паранойи. Он особо не скрывал своей принадлежности к Корпорации. Символика на кожаном дипломате, строгий дресс-код и возможность оплачивать услуги не самых дешёвых борделей выдавали в нём человека, относящегося к правящей в Москве Корпорации. Дело было в другом: проститутки попадаются разные. Интерес к подобным вопросам может быть как простым любопытством деревенской дурнушки, как и осторожной агентурной работой шпиона многочисленных окопавшихся в Москве спецслужб.