Икосаэдр 2.0
Шрифт:
Боб с размаху бросил бидончик с селёдкой в навоз.
— Тебе всё нравится! Кроме моих высказываний! Ты мне надоел, Толстый! — охотник был зол. — Ты всё время начинаешь реплику со слов «ты не прав»! Третьи сутки уже! Прекрати, в конце концов. Мало того, что я не знаю, как я сюда попал, не знаю, зачем весь этот абсурдный цирк с прячущимися жителями твоего мира! Мало того, что каждые полчаса мне на голову норовит упасть консервная банка с гадостью, от которой меня уже тошнит… Так нет, ещё и ты со своими дурацкими «ты не прав»! Я после этого вообще
— Ну, ты не прав, — Толстый постарался сказать это как можно мягче. — Во-первых, на вопросы и указания я не могу тебе ответить «ты не прав». Во-вторых, я комментирую подобным образом не каждое твоё утверждение, а только те, которые не соответствуют истине. Так уж получилось, что почти все они в чём-то не верны. И, в-третьих, ты вовсе не болен кретинизмом, просто мало кому ещё удавалось так быстро привыкнуть к нашей стране. Она такая, эта cтрана… «The Land of Mechanical Hens».
0.3
Боб попытался успокоиться, пробормотав что-то вроде «чёрте что». Потом подошёл к спутнику, посмотрел в упор и спросил:
— Вот скажи мне, умник. Вот это, — он тыкнул пальцем в землю, — Куриный навоз? Экскременты механической курицы? Так? Что, опять скажешь, что я не прав?
— Ты не прав. Снова не прав… Это не экскременты, куриный навоз называется так просто потому, что это навоз, и принадлежит он механическим курам. Но это вовсе не они его производят! Он всегда был здесь, сам по себе. К тому же, то, куда ты показываешь, может оказаться и куриным навозом, и утонувшей деревяшкой, и простым поверхностным слоем этого мира, и отдельной молекулой…
— Всё, не начинай!
— … Одного из веществ. Нет ничего абсолютного в этом мире. Всё зависит от того, как посмотреть.
— Да что тут смотреть… — глядя вдаль, задумчиво проговорил Боб, в очередной раз понявший, что спорить о своей правоте с Толстым бесполезно. — Тут смотреть нечего. Куриный навоз сплошной. Разломанные пустые курятники. Кое-где — скамейки старые. И — ни души.
Толстый присел на деревяшку.
— Ты не прав… Тут много интересного, я уже говорил тебе. А души… Их много тут, этих душ. Сотни поколений механических кур жили здесь, питались, бегали друг за другом.
Боб скинул с плеча охотничий карабин, присел рядышком.
— Бегали… Зачем бегать-то, не пойму? Ну и объясни тогда, толстый умник, куда они все убежали? Вот скажи мне, Толстый, мы уже третьи сутки тут, так?
— Ты не прав, здесь понятие «сутки» не вполне уместно — солнце-лампа светит и выключается неравномерно, с неявной периодичностью…
— Ну хорошо, скажи мне, вот уже примерно третьи сутки, по-нашему, земному времени, так?
Толстый молча почесал подмышку.
— Хорошо, так объясни, Толстый, почему этот мир зовётся «страной Механических кур»? Ведь за это время нам не попалась ни одна курица! Я что, зря приехал сюда охотиться?
— Ты опять не прав, Боб! Здесь полно механических кур. Просто они скрываются. Боятся нас.
Боб посмотрел по сторонам, попытался проникнуться чувством прекрасного, но в очередной раз чихнул.
— Да что тут прекрасного?! Вонь, полумрак. Грязь под ногами. Консервы на голову падают. Я хотел поохотиться, понимаешь? Я не хотел три сутки напролёт топать по куриным какашкам и питаться просроченными консервами.
— Ты не прав, эта вкусная еда из бидончиков не просрочена…
— Да заткнись ты! — Боб вскочил и пошёл дальше по куриному навозу. На место, где он сидел, свалилась ещё одна банка — маленькая, с чёрной этикеткой.
Толстый поднялся и затопал вслед за охотником.
0.4
— Говори хоть что-нибудь, Толстый, я не могу слушать эту долбаную тишину!
— Ты не прав, помимо всего, прочего, знаешь в чём? Куриный навоз очень полезен для нашего мира, на самом деле.
— Да, и что в них полезного? — бросил Боб через плечо.
— Он служит удобрением! Говорят, что очень далеко, наверху, растут can trees, консервные деревья, с веток которых и падают бидончики…
— Ага! — Боб обернулся. — Ты в первый раз не начал фразу со слов «Ты не прав»!
— Ты не прав, просто в прошлые разы ты не замечал этого. Так вот, когда бидончик с едой созревает, бессердечная сила гравитации срывает его с ветвей, и он, пролетев пару километров, падает сюда, на пол нашего мира. Чтобы быть съеденным ими.
Охотник криво усмехнулся.
— Получается какой-то дурацкий курино-консервный круговорот в природе. Но как куриный навоз, лежащий внизу, может удобрять деревья, растущие наверху? Бессмыслица какая-то.
— Ты не прав, всё логично. Просто ты не привык ещё к нашей логике, к логике страны Механических Кур. Посмотри, куда мы пришли.
Впереди находилось обширное поле с колдобинами, покрытое навозом. За ним виднелось огромное деревянное здание из горбыля и гнилых брусков, наполовину разрушенное.
— Смотри-ка, что это! — неожиданно воскликнул Боб. — Следы.
Толстый промолчал — это и вправду были следы. Трёхпалый огромный след механической курицы.
— Я думал, они меньше, с ладонь, а тут — почти полметра!
— Ты не прав, правильнее мерить не в метрах, а в футах — один фут, четыре дюйма, — поправил Толстый.
— Слушай, а они точно механические, как роботы?
— Ты не прав! — возмущённо воскликнул спутник Боба. — Никогда, ни за что не называй механических кур роботами! Да, они механические, но у них есть душа, разум, мысли и эмоции; они настоящие, разумные жители нашего мира, не имеющие ничего общего с этими вашими роботами. — Толстый встал в важную позу, устремил взор своих рыбьих глазёнок куда-то вдаль, на космические лампы, и провозгласил: — Запомни второй постулат нашего мира: «Механические куры — не роботы!» Никаких роботов.