Ила
Шрифт:
– Ты «муслим»? – продолжает он.
Не постигнув цели его длящегося допроса, я внимательно разглядываю его, пытаясь узнать в нем запамятованного студента нашего колледжа. Возможно, что я должна его знать, учитывая, что он требователен в общении со мной.
Неожиданно и незаметно между нами возникает Джеймс. Он оказывается спиной ко мне и лицом к незнакомцу. За его широкой спиной и высоким ростом, мне совершенно не видно моего собеседника. Я немного отодвигаюсь из-за спины Джеймса, чтобы отчетливо разглядеть их дальнейшие действия.
– Пошел вон! – говорит Джеймс, крепко сжимая зубы и почти не шевеля губами.
Незнакомец, снова широко улыбаясь, качает головой и раздвигает
– Он к тебе приставал? – поворачивается Джеймс ко мне.
– Да, – очевидно, что состоявшаяся попытка знакомства называется «приставал».
– Тебе следует звать меня в таких случаях сразу! – говорит он с серьезным выражением лица. Видимо, что Джеймса заботят подобные неблаготворные акты. Либо он обеспокоен мною.
– Хорошо, буду! – отвечаю я.
– Надеюсь!
Джеймс, удовлетворительно отвернувшись от меня, подходит к перилам балкона и вглядывается вдаль над высыхающей рекой Ямуной. Я подхожу к нему и, принимая схожую позу рядом с ним, вглядываюсь в розовеющее небо. Как и он, я гляжу в эту бездну, углубляясь в безупречную чистоту. Она кажется невозможной. Над горизонтами Нэлруга подобной незапятнанной пустоты не существует. Мои глаза пробегаются по небесному полю слева направо, сверху вниз и обратно в поисках одного едва заметного пятна. Пятна в форме стремительно увеличивающегося хэйво. Чем внимательнее я гляжу в бездну, тем больше меня охватывает страх, что нэлы уже здесь. В потоке предоставленной мысли мое дыхание учащается, а ноги скашиваются, ударяя колену об колено. Могут ли представители Нэлруга явиться за мной сюда? Убьют ли они меня однажды? Мне нужны ответы. Но слишком очевидно, что они существуют на непостижимой мною высоте.
– Я заметил, ты часто глядишь на небо, – отмечает он, приподнимая правую бровь. От его голоса мои мысли, словно щелчком возвращаются к Джеймсу.
– Да. Меня удовлетворяет то, как здесь выглядит небо.
– Удовлетворяет? Интересная заметка. Здесь, на свободе оно красивое?
– Да, – отвечаю я, не глядя на него.
– Но ты глядишь туда как-то по-другому. Будто ждешь чего-то… или кого-то? – его глаза перевели концентрированность с пейзажа на меня.
Он глядит метко в зрачки моих глаз очень пристально. Кажется, что он замечает мое нечеловеческое происхождение. Я не знала, что я так часто разглядываю небо. Данным неосторожным актом я привлекла подозревающее внимание Джеймса. Мне надо изменить свой взгляд наверх. Или лучше прекратить заглядываться туда. Думаю, что здесь нэлы не должны появиться. Они не могли уследить за мной. Я выключила все сигналы. Я уверена, что летела сюда более трех месяцев без сопровождения моих преследователей. Мне больше не нужно беспокоиться об этом. Чей бы приказ не был убить меня: Дара или Кола, они не найдут меня. А если узнают, что я на Земле, то не станут устраивать здесь бойню, выискивая меня среди семи миллиардного населения. Здесь мне нужно опасаться лишь землян, которые, в случае определения моей биологической сущности, не устоят перед любопытством обследовать меня снаружи и изнутри.
Джеймс продолжает вглядываться в мои глаза, словно ожидая моего ответа.
– Ааа…апельсин! – говорю я новое слово, вспомнив об одном из методов влияния на мысли собеседника и о своем голодном желудочном тракте.
– Что? – хмуриться он, отодвигаясь от меня.
– Зеленый сочный апельсин! Мне нужно поесть, – улыбаюсь я, предполагая то, что он уже представляет вкусный фрукт, забыв о моем подозрительном наблюдении за небом.
– Пойдем! Надо найти твой апельсин!
Джеймс улыбается, будто не желая этого. Мы, закончив наблюдение за пейзажем с балкона усыпальницы, надеваем обувь, оставленную на ступеньках, и идем к выходу из храма. Вдруг вдоль пруда Джеймс срывает красный тюльпан и незаметно протягивает мне.
– Это тебе. Но лучше спрятать, чтобы никто не увидел, – тихо в мое ухо говорит он, и я аккуратно засовываю цветок себе в рукав.
При выходе охрана ничего не замечает. Я вытаскиваю цветок обратно и изучаю его на солнечном свету. Он красив. Его красный цвет привлекательно сочный, а желтое пятно в середине лишь еще больше выделяет разнообразие колоритности. В моей руке находится один из самых восхитительных объектов на Земле.
– А почему никто не должен был увидеть? – спрашиваю я его.
– Потому что нельзя срывать цветы на территории общественной достопримечательности, – объясняет он, проводя рукой на затылок по волосам. Я замечаю, что он произвел уже несколько суетливых коротких движений. Заглядывал по сторонам, вниз на землю, засунул и вынул руки из карманов, поправил воротник рубашки.
– Джеймс… Зачем ты это сделал?
– Наверное, просто захотел, чтобы цветок доставил тебе удовольствие, а не только газону и прохожим, как все остальные, – теперь он скрывает свой взгляд где-то внизу так, чтобы я его не видела.
Я не знаю, какой вывод мне нужно сделать о его незначительном нарушении. На моей планете, я уже дала бы ему отрицательный голос, несмотря на его любезность с позитивными последствиями. Но здесь и сейчас, мне хочется лишь улыбнуться ему, потому что цветок в руке оказывается очень приятным актом.
На выходе, Джеймс выполняет обещание, купив апельсин у прохожей тележки с фруктами. Прислонившись к его машине, мы ожидаем Марию.
– Ты уже навестил своих родителей? – спрашиваю я, чтобы исчерпать тишину, образовавшуюся между нами.
– Да, но сейчас я снова поеду к ним. Я сегодня останусь там, а утром заеду за вами.
– Хорошо.
И между нами снова образовывается молчание, зачастившее в последнее время.
– Расскажи что-нибудь о себе, – говорит Джеймс, будто ожидал момента, чтобы спросить меня об этом.
Обо мне…
Этого я делать не буду!
– Я сирота.
Джеймс громко набирает воздух и меняет спокойное выражение лица на недовольство.
– Я надеялся, что ты скажешь что-нибудь о себе, а не о своих родственниках.
– Меня зовут Ила Морган.
Он смеется, разглядывая по сторонам.
– Очень приятно! А меня Джеймс Кроу. Ты как всегда!
– Кстати, Джеймс Кроу – это не индийское имя? – спрашиваю я, сконцентрировав наше внимание на нем.
Он улыбается мне в одну щеку и, будто неохотно, он заговаривает:
– На самом деле Джеймс Нэкхан Кроу. Моя мама американка. Она назвала меня. А Кроу добавил себе я сам. Это ее фамилию. Хотел сделать ей приятно. Ей и так пришлось туго в чужой местности. – Затем он поворачивает ко мне свое лицо. – Но никто в колледже и из моих друзей не должны знать о том, что она не индианка.