Иллюстратор
Шрифт:
Изгибая кривой рот в злорадной ухмылке, жрец продолжал:
«Как звали твоего сына? Чонга? Он, кажется, все-таки умер. Может, и к лучшему. Большее благо – умереть, чем видеть тебя таким».
Бама приговаривал, тихо усмехаясь и гремя склянками, общаясь с самим собой в полной уверенности, что змей его не слышит или не понимает. А змей тем временем, услыхав имя сына забытого человека, которым был когда-то, стал потихоньку воспринимать сказанное. Одновременно все пережитое стало высвечиваться в пробудившемся разуме картинками, появлявшимися из потаенных уголков сознания одна за другой. Воспоминания возвращались в обратном
«Разве такое может быть?!» – в изумлении прохрипел жрец и, выпучив бесцветные глаза, уставился на совершенно голого человека с неровным ежиком черных волос и желтоватого оттенка кожей, корчащегося от боли в клетке, где минутами ранее был заключен гигантский мутант-змей.
Бама тут же выбежал вон и принялся звать кого-то. Между тем память вернулась ко мне окончательно. Боль от трансформации прошла, но на смену ей пришла другая – та, что неотступно сопровождала всякие мысли о сыне, та, с которой я не в силах был сосуществовать.
Спустя еще немного времени я снова удостоился чести беседовать с самой Королевой Фреей. В сопровождении Бамы она явилась в затхлый подвал Цитадели, чтобы лицезреть небывалое чудо обратной трансформации. Она была в том же черном облачении, мешком сидевшем на ее иссушенном теле, и сетчатая маска все так же скрывала лицо. В одной руке она держала металлическую коробку с приоткрытой верхней крышкой, в другой – дубовую трость, которой она, ни говоря ни слова, стала водить по прутьям железной клетки.
«Сейчас, – наконец промолвила она, обращаясь к жрецу, – мы узнаем, насколько удался наш эксперимент, победа это или досадная игра случая».
Бама смотрел на Королеву, а еще пристальнее на таинственную коробку в ее руках с благоговением, словно в ожидании долгожданного чуда.
Королева попросила меня приблизиться. Но я был наг и не знал, как следует поступить, потому мешкал. Она разгадала мое смущение и засмеялась характерным шепчущим смехом, еле уловимом, напоминающим кашель.
«Ты все больше походишь на человека. К тебе вернулся стыд. Это хорошо. Распорядись подать одежду этому человеку, Бама!» – приказала Королева, интонацией сделав акцент на слове «человек», что Баме явно было не по душе.
Однако он не замедлил с выполнением приказа – мне тут же кинули в клетку поношенные штаны и рубаху, в которые я немедленно облачился и, более не тушуясь, приблизился к прутьям. Столкнувшись лицом к лицу с Королевой, я уставился в прорези маски для глаз. Глаза оказались ярко-голубыми и выделялись на тусклом фоне ее старушечьего одеяния и серых подвальных стен.
Королева, подойдя к клетке, отбросила трость и, велев мне не шевелиться, приблизила странную коробку вплотную к моей груди. Прищурившись, заглянула внутрь коробки, приподняв крышку. Вглядываясь в содержимое коробки, она простояла пару минут или больше. Жрец тоже застыл в ожидании, ни словом, ни шорохом не нарушая воцарившуюся тишину.
Наконец Королева заговорила.
«Снова пусто, – упавшим, чуть слышным шепотом с весомой долей разочарования произнесла она. – В тебе нет источника
«Ваше Величество, – вмешался жрец, – он не навсегда останется человеком. Он – обращенный, но не такой, как остальные. В отличие от себе подобных, он сможет обращаться в зверя, когда ему вздумается. На свободе он представляет опасность. Прикажите отослать его в Яму, ему там самое место».
В тот момент мне уже было все равно. Мысли о сыне и, как уверяла Королева, загубленный мною свет вернули мне человеческий облик, в то же время необратимость его утраты через знакомую и потому вдвойне страшную в одном только ожидании боль, разрывавшую меня изнутри, вызывала лишь одно желание – желание умереть, и как можно скорее, а где смерть настигнет меня – в Яме, Проклятом лесу или в этом затхлом подвале крепости, – не имело никакого значения.
Но, как ни странно, Королева возразила Баме, выговаривая тихим шепотом, медленно и тщательно подбирая слова:
«Он не будет обращаться в зверя, когда ему вздумается, а исключительно следуя инстинкту, идя на поводу у эмоций. Сможет этого избежать – останется человеком, если захочет. Да и у меня на него имеются определенные планы. Я намереваюсь предложить ему некую работу, причем непосредственно по его знахарскому ремеслу. Но пускай не обольщается, радости это занятие не принесет, но всяко лучше, чем Яма. Ведь так? – Королева пронзила меня хищным взором изготовившегося к нападению ястреба: – Справишься, а, Сагда-лекарь? Только не смей отвечать, пока не узнаешь, что от тебя требуется. Если будешь исправно делать свою работу, останешься невредим. Но не жди помощи, если Хранители схватят тебя в обличье зверя. Тебе известны законы Королевства – тогда уже никто и ничто не спасет тебя от Ямы».
Дальше я выслушал подробности поистине безрадостной и даже губительной работы, которую должен был выполнять, тебе эти подробности ни к чему; и я согласился, поразмыслив поостывшей головой, что если есть хоть малейший шанс сохранить в себе человека и жизнь, то следует им воспользоваться, – какая-никакая, но жизнь есть жизнь, так что я предпочел это безрадостное, но человеческое существование Отстойнику, гниение в котором неизбежно ожидает наши гиблые души, когда чужая рука опускает веки, закрывая взор навсегда.
И так я живу уже много лет. По возвращении из Цитадели я возобновил прием больных. Как и прежде, веду с виду обычную жизнь деревенского лекаря. Я помню, что мне нельзя злиться, раздражаться, нельзя испытывать голод или долго обходиться без мяса – это то же, что быть голодным, – иначе я превращаюсь в змея, что происходило уже пару раз. Правда, мои нынешние трансформации, в отличие от ранних, больше не сопровождаются болью, но я всякий раз теряю контроль и способен творить страшные вещи. А рассказал я тебе это, – Сагда искоса взглянул на меня, – для того, чтобы ты был готов: здесь совсем не дают мяса, кормят, как ты знаешь, одной пресной кашей. Как долго смогу продержаться – не знаю. Уясни одно – срыв для меня неминуем, и, как только он случится, я нападу на тебя. Я должен был предупредить. Что делать – решай сам.