Иллюзия Истории
Шрифт:
— Вы не выпустили грота-шкот! — сердито крикнула Лота.
Роберт не успел возразить, как она снова закричала:
— О, черт, с меня лифчик слетел!
На самом деле, упав в воду, она ухитрилась дернуть завязку на спине. Теперь лифчик качался на воде перед лицом.
— К нам спасатели несутся. Помогите надеть эту штуку, пока они не нагрянули.
Ничком на воде, она прекрасно справилась бы без посторонней помощи, но Роберт был уже рядом.
— Вдруг не разберусь с таким сложным устройством? — пошутил он.
— Не умничайте,
Она вскарабкалась на киль, стала на него, держась за планшир. Роберт подплыл, глядя снизу вверх, восхищаясь гибкой фигуркой и дерзким бесстыдством.
Через минуту, не дав спасателям подойти, яхта с отяжелевшими намокшими парусами легла на обратный курс.
— Больше так не делайте, — сурово сказала Лота. — Этот купальник для солнечных ванн. Для плавания он не годится.
— Понятия не имею, как я оплошал, — виновато сказал Роберт.
Гонку закончили без дальнейших приключений, но к финишу пришли последними. Джон встретил их по пояс в воде. Ухватился за борт, развернул яхту носом к ветру.
— Хорошо сходили? — спросил он. — Видел, как разок опрокинулись.
— Сходили прелестно, — ответила Лота. — Сперва Роберт нас перевернул, потом с меня слетел лифчик, так что развлекались вовсю.
Они поставили яхту на прикол, прошли в конец пирса, искупались. Потом уселись на теплом предвечернем солнышке, закурили. Американец оглядел синие воды, рыжие утесы, стоящие на приколе лодки, мерно качающиеся на волнах.
— Хорошо у вас тут, — сказал он, блаженно зажмурившись. Помолчав немного, добавил: — Жаль только проиграли с позором.
— Здесь не принимают гонки всерьез, — заметил Джон.
— Теперь весь мир не воспринимается всерьез, — заметила Лота. Голос дрогнул, она запнулась, глаза заблестели слезами. Но смятение длилось лишь несколько мгновений. — Джон, когда, черт возьми, можно будет выпить?
— Народ соберется к восьми, — ответил он и в тон Лоте добавил: — Вот тогда все напьемся.
Американец усмехнулся, хлопнув себя по колену.
— К концу выходных обо мне по Австралии распространится дурная слава.
— Сами виноваты, — сказала Лота. — Изо всех сил покрываю ваши грехи. Даже не рассказываю, как с меня сорвали лифчик.
Роберт поглядел на нее в замешательстве и вдруг расхохотался. Так весело, не сдерживаемый мыслями о прошлом, он не смеялся с начала войны.
— Ладно, — сказал он наконец, — пусть этот секрет останется между нами.
— Я-то сохраню, — сказала Лота. — А вы вечером, когда порядком выпьете, смотрите, не проболтайтесь.
Когда возвращались, Лота поравнялась с Джоном и спросила:
— Ну, как я действую?
Он расплылся в улыбке:
— Замечательно. С тобой он ни на минуту не соскучится. Если и дальше будешь так наседать, его хватит удар.
— Не знаю, сумею ли довести до этого. Уже исчерпала весь репертуар.
— Думаю, вечером
На скромную вечеринку явились четыре молодые пары, друзья-соседи Джона и Мэри. Три часа кряду танцевали и пили, избегая серьезных разговоров. Вечер выдался теплый, в комнате становилось все жарче. Затянутые москитной сеткой распахнуты настежь окна не справлялись с тучей сигаретного дыма. Наконец около одиннадцати, когда не выдержав духоты все высыпали в сад, Мэри подала чай, булочки с маслом и печенье — в Австралии общепринятый знак, что вечеринка завершается. Вскоре гости разъехались.
Стало очень тихо. Меж деревьями, под небом, полным звезд, виднелся берег, уходящий в темную даль. Джон с Мэри ушли спать. Лота предложила Роберту перейти в беседку в глубине сада.
— В доме ужасно жарко, — сказала она. — Еще побуду здесь перед сном, освежусь.
— Принести что-нибудь накинуть на плечи?
— Лучше коньяку.
Роберт вернулся с двумя стаканами. После нескольких часов шума и суеты тишина в вечернем саду истинное облегчение.
— Так напилась, что если и лягу — не усну. Буду всю ночь ворочаться.
— Вы и вчера поздно легли? — спросил Роберт.
— И позавчера, — кивнула Лота.
— Надо попробовать лечь пораньше. Для разнообразия.
— А что толку? — резко спросила Лота. В глазах сверкнула злость. — В чем теперь есть хоть капля толку!?
Роберт не ответил. Глупый разговор. Мучительный и бессмысленный. Они надолго замолчали, пытаясь насладиться ночной тишиной и прохладой. Но настроение уже испортилось.
— Кто-то сказал, лучевая болезнь появилась в Таунсвиле. Это верно? — наконец спросила девушка.
— Не знаю, но очень может быть. Таунсвил южнее Кэрнса, а там молчат все радиостанции.
— Болезнь будет двигаться на юг и дойдет до нас?
— Так говорят.
— Черт! У нас в южном полушарии никаких бомб не взрывали! — гневно воскликнула Лота. — Почему должно докатиться до нас?
Роберт покачал головой.
— Ветер дует на юг. Но никакой ветер не дует прямиком из северного полушария в южное.
Потому у нас есть время.
— Для чего? — с горечью спросила девушка. — Бессмысленная пытка ожиданием казни.
— А может быть, время дано для спасения души?
— Чушь! Чушь! Не желаю мириться! — вспылила Лота. — Это несправедливо, мы ни при чем! С какой стати нам умирать из-за того, что другие, за тысячи миль от нас, затеяли войну?
— Да, несправедливо, но так уж вышло, — тихо ответил Роберт.
Они помолчали. Лота украдкой взглянула на Роберта. Он тупо болтал кусочком льда в пустом стакане.
— Я не смерти боюсь, Роберт. Рано или поздно все мы умрем. Но обидно столько всего упустить, уже нигде не побывать. Всю жизнь мечтала увидеть Елисейские поля. Наверно, потому, что романтично звучит. Глупо, ведь наверно улица как улица. Но теперь не увижу, потому что Парижа больше нет. Нет ни Лондона, ни Нью-Йорка, ни Мадрида.