Иллюзия любви
Шрифт:
В глазах умирающего на полу милицейского участка человека я увидела тот самый страх, который мучил меня с тех пор, когда заглянула в сознание Нине Рыжовой.
Почему? Почему?
– Дядя Моня... – вспомнила я последние слова Антона Семеновича Буденного.
Глава 6
Отпустили нас примерно через час. Спустя минуту после того, как разбился о бетонный пол несчастный экс-чемпион Тоша, милиционеры очнулись от странного оцепенения и побежали за врачом –
Правда, потом наш дежурный все-таки вернулся – очевидно, решил на половине дороге, что вдвоем бежать за врачом незачем, и что покидать свой пост ему, как дежурному, не полагается.
– Вы это... – сказал он тогда нам с Дашей, блуждая глазами и беспрерывно оглядываясь на совершенно пустой коридор, – вы же это... все сами видели? Видели ведь?
– Да, – проговорила Даша, поджимая ноги и все так же глядя в пол, на котором остывало мертвое тело.
– Вы же видели, что мы его не били совсем, – запинаясь, продолжал вконец растерявшийся дежурный, – так что – будете свидетелями. Он сам упал и разбился. А... Он ведь, наверное, был пьяный или обколотый... Просто так ведь на людей с арматурой не бросаются...
– Ну да, – сказала я, сама не зная зачем, должно быть, чтобы посильнее досадить вредному милиционеру, принявшему теперь такой жалкий вид, – когда руки до черной крови наручниками стянуты, тут не до красивой походки. Вот он и запнулся. А шумиху могут раздуть вполне – покойный ведь все-таки известным человеком был...
Сама не знаю, почему я это сказала... Внутри у меня была сосущая пустота, и, наверное, чтобы эту пустоту чем-то заполнить, я и выпалила эти злые слова.
– А и правда, – засуетился вдруг дежурный, – ты это... вы это... не говорите, что он был в наручниках... То есть – он был, а мы потом сняли...
Он загремел ключами, открывая решетчатую дверь, потом вошел в наш обезьянник и долго – осторожно ступая ногами – приближался к мертвецу.
Потом, видимо, решившись, дежурный стал действовать быстро и верно. Он наклонился над трупом, перевернул его на живот и скоро освободил скованные наручниками руки.
Труп едва заметно пошевелился – дежурный проворно отскочил в сторону – и мертвые руки скользнули со спины на пол, тяжело ударившись все еще стиснутыми кулаками, обвитыми венозными бечевками, о холодный бетон.
Даша вздрогнула.
Дежурный тут же спрятал наручники.
Потом прибежал милиционер Смирнов с двумя врачами, которые протиснули через узкую решетчатую дверь носилки. Они погрузили тяжело и неподвижное тело на носилки и унесли – дежурный суетился вокруг и бестолково пытался помочь.
Нас с Дашей и с Васиком продержали еще немного. Потом вызвали к следователю, вежливо попросили подписать копию протокола, потом мы подписывали какие-то бумаги относительно смерти задержанного – уже в качестве свидетелей, потом милиционер Смирнов, ставший вдруг тихим и подавленным, после того
Там мы и встречали рассвет.
– Д-да-а... – проскрипел Васик, обняв гудящую голову обеими руками. – Вот так дела-а... Ни хрена не помню. Надо же так нажраться было...
Мы сидели на кухне в Дашиной квартире и пили обжигающе-горячий ароматный кофе. За окнами постепенно синело.
Даша все больше молчала, да и я не была особенно разговорчивой. Я все не понимала, что могло связывать девушку Нину, умершего десятикратного чемпиона по боксу Антона Семеновича Буденного и этого загадочного типа – дядю Моню.
Не понимала и мучилась от этого.
– Помню, что катался весь день пьяный по городу, – гудел, уставясь в стол, Васик, – помню, что с утра очень плохо мне было, что пил сначала в кабаке на Тверской, а потом... с мужиками какими-то в сквере, а потом... с какими-то бабками. А потом один в машине. Больше ничего не помню... Как в тумане все.
Даша молчала. Я тоже.
– Так что же все-таки случилось? – спросил Васик и поднял голову. – Почему нас на ментовской тачане сюда подвезли? И где, кстати говоря, моя тачка?
– В ментовке, – ответила Даша, меланхолично размешивая кофе в своей чашечке, – завтра заберешь.
– Конфисковали? – ахнул Васик. – А за что так они меня, мусора поганые?
Я только усмехнулась.
– Ах да, – спохватился Васик, – я же пьяный был... Вот они и...
Я отхлебнула кофе и посмотрела за окно. Мысли начали проясняться у меня в голове – небо все светлело и светлело, приобретая теплые оттенки взамен на холодную синеву.
– Значит так, – проговорила я, обращаясь главным образом к Даше, – что мы имеем?
Даша зябко передернула плечами и посмотрела мне в глаза. Я вдруг заметила, что мыслями моя подруга далеко-далеко отсюда. Все в той же комнате без окон с одной решетчатой стеной.
– Страшно, – словно забывшись, проговорила Даша, – очень страшно мне...
– А мне как страшно! – подхватил Васик. – Это ж надо – ничего не помнить! Может быть, я три убийства совершил... Нет, пить надо бросать, однозначно. Так и до белой горячки допиться нетрудно. Кстати, кто-нибудь знает, откуда у меня фингал под глазом?
Ответа он не получил и, посмотрев на нас, вздохнул и печально констатировал:
– Не иначе, как мусора постарались. – потом подтвердил свои же слова. – Они, они, суки мусарские, кто же еще так может отделать человека...
– Итак, – снова проговорила я и посмотрела Даше прямо в глаза, – имеем мы следующее. Нина ходит зачем-то к какому-то странному дяде Моне...
– К какому дяде Моне она ходит?! – завопил Васик, подпрыгивая на стуле. – Это кто вам сказал?
– Ты же и сказал, – ответила ему Даша.