Иллюзия реальности
Шрифт:
Алексей Сковородников лишь меланхолично кивнул головой, что со стороны, возможно, выглядело не совсем вежливо.
— Вас что-то беспокоит? — участливо спросил Рональд Грей.
— Не обращайте внимания. Опять меня любимая хандра одолела… письссимизьм название ее.
— Странно. Вроде бы по характеру вы жизнелюбивы и оптимистичны.
Промелькнувшая искорка сочувствия (не показалось ли?) толкнула Сковородникова на запредельно откровенный ответ.
— Да с чего мне радоваться, коли здесь, на «Элеоноре» я играю роль тупого балласта? Ничего не понимаю, ничего не могу — кому
— Подбор экипажа — большая и чрезвычайно сложная наука, скрывающая свои тайны от непосвященных за семью печатями. Как я помню, наиболее весомый аргумент зачисления вас в состав экспедиции — уникальный жизненный опыт. Потенциально вы можете сыграть решающую роль там, где все другие уткнутся в тупик. Важный нюанс.
— Да неправда это! Ничего я не могу и ни на что не способен — разве не понятно?!
Рональд Грей дипломатично промолчал, но через некоторое время вновь обратился с Сковородникову.
— Скажите-ка, Алексей Федорович, что вас больше всего удивило во время полета? Или насторожило, показалось странным.
— Да все! Будто бы не летим за десятки световых лет, а просто собрались вместе, чтоб мило провести время — ни перегрузок, ни авралов. Никакого напряжения!
— Есть такое. Это свидетельство достижений нашей технической мысли.
Алексею Сковородникову показалось, что его собеседник ждал от него чего-то большего и разочарован его словами.
— Ну, еще… сильно удивило меня пребывание в надпространстве. Какие-то сказочные ощущения, не передаваемые словами. Ну и… удивлен, конечно, что при таких скоростях, при такой мощи вы обращаете внимание на крайние мелочи. Я имею в виду всю ту шумиху по поводу снижения ли завышения мощности двигателей. Всего-то доли процента!
— М-да. Бывает, что мельчайшие детали много значит. В моей службе я как раз занимаюсь самыми, казалось бы, незначительными мелочами. Однако именно из них часто вырастают очень важные последствия. И таково положение не только в сфере моей профессиональной деятельности. Например, не располагая никаким научным реквизитом, можно ли было в свое время догадаться, что человечество пребывает на достаточно большой планете, вращающейся вокруг своей оси? Вероятно, можно было только по одному маленькому обстоятельству: из необходимости объяснить, почему плоскость колебания маятника со свободной подвеской вращается.
— Такой маятник называется маятником Фуко! — встрял Яфет, ревниво прислушивающийся к их разговору.
— Вы абсолютно правы: маятник Фуко, — с удовольствием поддакнул Рональд Грей. — Фактически единственное устройство, дающее странный и непонятный факт. Маловажный для повседневной жизни и посему не достойный внимания. Однако если все же попытаться понять, почему этот маятник ведет себя необычно, — следуют очень сильные выводы.
— Ну, тогда почему вы не обращаете внимания на то, как Яфет нахваливает корабельную пищу? Нигде, мол, он не встречал такой хорошей кухни.
— Да, хороша. Я переписал все здешние рецепты, — важно поведал хола, — поскольку, боюсь, уже утратил привычку ежедневно давать себе необходимую физическую нагрузку.
Алексею Сковородникову показалось, что Рональд Грей напрягся, словно
— Между прочим, спортзал открыт, — сказал Ван Лусонский, и разговор за столом продолжился с прежней неторопливостью.
Удар
Перед тем, как направить к Шару многофункциональный модуль, начиненный аппаратурой для проникания в намеченное «ядро», Благов назначил новый сеанс связи.
На сей раз капитанское послание предназначалось не только диспетчерской службе Ремиты, но и Главному штабу Межзвездного Флота. Были переданы все записи участников экспедиции в корабельном журнале. Вообще все, что могло представлять хоть какую-нибудь научную ценность. В том числе подробные описания выявленных квантовых аномалий при подлете к Шару и полученные данные о его строении. И, конечно же, сетования о его зловещем молчании.
После Благова связной отсек единолично занял Рональд Грей. Что он передавал, осталось тайной, — таковы уж методы работы его комитета, не преминул скривиться Яфет, — но, судя по потраченному времени, сообщение ответственного за психологическую безопасность экспедиции было довольно кратким. Вслед за ним все члены экспедиции за исключением Алексея Сковородникова отправили видеописьма. Ника Улина прервали на полуслове — он мог, наверное, сутками общаться со своими подопечными квартарцами.
То на экранах в своей каюте, то глазами фантома, висевшего над Ником Улиным рядышком с холовским, Алексей наблюдал, как собранная из разнородных модулей многотонная махина «Проникателя» — более трехсот метров длиной — медленно отплывала от звездолета, уменьшаясь на глазах. Вели его, отбрасывая мертвенно фиолетовые факелы реактивных струй, три буксирных катера, прилепившиеся к бокам.
На месте запланированной посадки «Проникателя» завершались подготовительные работы. Преодолевать квантитную оболочку «ядра» решили не в точке максимального приближения ее к поверхности — на глубине метр с небольшим — а в нескольких десятках километров в стороне. Там была выжжена специальная шахта, приповерхностный слой залили клеевым составом синевато белого цвета.
Связывающие «ядра» силикатные породы Шара за миллиардолетия превратились в плотную пыль мельчайшей зернистости. За счет плотности породы силы сцепления были достаточны сильны, но стоянку для «Проникателя» все же решили укрепить основательно. С этой целью заблаговременно были пробурены скважины, в которые вставили якорные жгуты и под высоким давлением закачали быстро твердеющий полимерный раствор.
Буксиры подвели сложную конструкцию к поверхности планетоида и зависли, ожидая пока четыре выдвинувшиеся штанги «Проникателя» не коснутся своих опор. Рванулись во все стороны разноцветные блики от образовавшихся газовых потоков — то под действием реактивных струй испарялись залежи конденсата. По поверхности Шара покатились волны и скатки, словно кто-то невидимый тер огромным ластиком по наждачной бумаге. «Есть контакт», прошло сообщение, и буксиры взмыли вверх, чтобы не тратить понапрасну ракетное топливо.