Иллюзия «Я», или Игры, в которые играет с нами мозг

Худ Брюс

Хотя гендерные стереотипы и не высечены в камне, они имеют тенденцию передаваться из поколения в поколение. Именно этого пытались избежать родители ребенка по имени Шторм. Многие родители стремятся узнать пол ребенка еще до рождения, что устанавливает гендерное ожидание, проявляющееся, например, в покраске детской в голубой или розовый цвет [241] . Когда ребенок наконец рождается, новорожденные девочки описываются обычно в эпитетах красоты, а мальчиков – в эпитетах силы и характера.

241

J. Condry and S. Condry, «Sex differences: A study of the eye of the beholder», Child Development, 47 (1976), 812–19.

В одном эксперименте опрашиваемые взрослые приписывали больше агрессивности младенцу, про которого им сказали, что он мальчик, чем младенцу, названному девочкой, хотя это был видеосюжет с одним и тем же малышом, тянувшимся к игрушке «чертик в коробочке» [242] . Родители склонны покупать детям, исходя из гендерных стереотипов: куклы для девочек и пистолеты для мальчиков [243] . В ходе еще одного эксперимента взрослым испытуемым показывали одного и того же младенца, одетого то в голубую, то в розовую

одежду, и представляли его то Сарой, то Натаном. Если испытуемые полагали, что перед ними маленькая девочка, они оценивали красоту ребенка. Если же думали, что это мальчик, то больше говорили о том, кем он станет в будущем. Когда дело дошло до игр, испытуемые проявляли больше активности и подбрасывали ребенка вверх, если считали, что играют с мальчиком, а девочку тискали и ласкали. Фактически складывается впечатление, что нам требуется знать пол ребенка, чтобы знать, как себя с ним вести [244] . (Интересно, что ассоциация с голубым цветом в одежде мальчиков сформировалась совсем недавно – сто лет назад мальчиков одевали в розовое, а девочек в голубое [245] .)

242

C. Smith and B. Lloyd, «Maternal behavior and perceived sex of infant: Revisited», Child Development, 49 (1978), 1263–5.

243

D. Fisher-Thompson, «Adult toy purchase for children: Factors affecting sextyped toy selection», Journal of Applied Developmental Psychology, 14 (1993), 385–406.

244

J.L.R. Delk, R.B. Madden, M. Livingston and T.T. Ryan, «Adult perceptions of the infant as a function of gender labeling and observer gender», Sex Roles, 15 (1986), 527–34.

245

A. Pomerleau, D. Bolduc, G. Malcuit and L. Cossette, «Pink or blue: Environmental gender stereotypes in the first two years of life», Sex Roles, 22 1990), 359–67.

Учитывая весь этот энтузиазм со стороны взрослых в ранние месяцы, стоит ли удивляться, что к двум годам большинство детей легко идентифицируют себя со своим полом, а также с ролью и внешним видом, которые ему соответствуют. Однако их представления довольно поверхностны. Вплоть до 4-летнего возраста дети полагают, что именно длинные волосы и платья определяют, девочка ты или мальчик. Так, если показать ребенку куклу по имени Кен (друг Барби), а затем надеть на эту мужскую куклу женское платье, дети говорят, что теперь Кен стал девочкой. Лишь к шести годам детское понимание пола становится более комплексным и выходит за рамки внешнего облика. Дети начинают понимать, что смена одежды и стрижки не превращает мальчиков в девочек и наоборот. И тогда ребенок начинает воспринимать пол как ключевой компонент своего Я, как неизменный атрибут и фундамент того, кем является и он сами, и другие люди [246] .

246

S.K. Thompson, «Gender labels and early sex-role development», Child Development, 46 (1975), 339–47.

По мере развития дети становятся более фиксированными в своих взглядах на то, какие соответствующие гендеру качества надо приобретать. Например, к шести годам дети думают, что мужчины должны больше разбираться в механике, а женщины – хорошие секретарши. Даже то, как родители говорят с детьми, усиливает стереотипный взгляд на то, что считают значимым для каждого пола [247] . Например, родители склонны делать замечания типа «мальчики играют в футбол» и «девочки занимаются балетом», вместо того чтобы смягчить утверждение: «некоторые мальчики играют в футбол» и «некоторые девочки занимаются балетом». Мы неизбежно попадаем в гендерную ловушку, и наше общение с детьми усиливает гендерное разделение. Матери склонны обсуждать эмоциональные проблемы с дочерьми больше, чем со своими сыновьями [248] . Посещая научные музеи, родители втрое чаще поясняют экспозицию мальчикам, чем девочкам [249] .

247

S.A. Gelman, M.G. Taylor and S.P. Nguyen, Mother-child Conversations about Gender, Monographs of the Society for Research in Child Development, 69:1:275 (Boston, MA: Blackwell, 2004).

248

J. Dunn, I. Bretherton and P. Munn, «Conversations about feeling states between mothers and their young children», Developmental Psychology, 23 (1987), 132–9.

249

K. Crowley, M.A. Callanan, H.R. Tenenbaum and E. Allen, «Parents explain more often to boys than to girls during shared scientific thinking», Psychological Science, 12 (2001), 258–61.

Стереотипы и поддерживают, и подрывают иллюзию Я.

И не только родители. Учителя тоже поддерживают гендерные стереотипы. В смешанных классах мальчики получают больше внимания и похвал учителей. В возрасте от 8 до 10 лет самооценка девочек ниже, чем у мальчиков, и не потому, что девочки менее способны [250] . В соответствии с данными Управления статистики Великобритании 2007 года, девочки превосходят мальчиков по показателям на всех уровнях образования: от начальной школы до университета. Существует определенное превосходство мальчиков в математических способностях, о котором много пишут, но эта разница не проявляется до подросткового возраста, а к этому возрасту существует масса возможностей для влияния стереотипов [251] . Мужской мозг отличается от женского по многим параметрам, которых мы пока не понимаем (например, формой мозолистого тела – пучка волокон, соединяющего два полушария). Однако комментаторы порой переоценивают значение биологии, когда речь заходит о некоторых навязанных обществом гендерных стереотипах в отношении того, как дети должны думать и вести себя [252] .

250

M. Sadker and D. Sadker, Failing at Fairness: How America's Schools Cheat Girls New York, NY: Scribner's, (1994).

251

K.C. Kling, J.S. Hyde, C.J. Showers and B.N. Buswell, «Gender differences in self-esteem: A meta-analysis», Psychological Bulletin, 125 (1999), 470–500.

252

D.F. Halpern,

«A cognitive-process taxonomy for sex differences in cognitive abilities», Current Directions in Psychological Science, 13 (2004), 135–9.

Стереотипы и поддерживают, и подрывают иллюзию Я. С одной стороны, мы обычно следуем стереотипам, поскольку не хотим быть изгоями в обществе. С другой стороны, мы можем осознавать существование стереотипов, но настаивать на своем праве отличаться от всех остальных как личность. Наша иллюзия Я полагает, что мы можем действовать по-другому, если захотим. Есть такие, кто отрицает любые стереотипы ради утверждения своей индивидуальности. Но можно ли быть по-настоящему независимым при условии, что именно социальное окружение позволяет нам уяснить, кто мы такие и чем отличаемся от других? Нам по определению нужны другие люди, чтобы им соответствовать или восставать против них. Например, возьмем татуировку как признак индивидуальности – индивидуальности, которая становится все более похожей на других благодаря росту популярности татуировок! Даже те, кто доходит до крайности самоувечия, неизбежно отталкиваются от других людей для измерения степени своей особости. Иллюзия Я – слишком мощный и хитрый аспект, чтобы ее избежать.

Миф об агрессивном супермене

Рассмотрим еще один универсальный стереотип Я – мужскую агрессию. Почему мужчины так часто дерутся? Просто такова их натура? В психологии было множество объяснений. Например, указывают на потребность особей мужского пола физически конкурировать за доминирование, чтобы привлечь лучших самок, с которыми затем они спарятся. Говорят, что мужчинам не хватает способности договариваться, которой обладают женщины, и им приходится решать конфликты действием. Это соответствует стереотипу «женщины – с Венеры, мужчины – с Марса». Действительно, у мужчин выше уровень тестостерона, что может способствовать агрессивному поведению. Однако к их агрессии должна существовать предрасположенность, создаваемая культурой. Рассматривая природу Я с гендерной точки зрения, мы неизбежно смотрим сквозь призму выработанного в обществе представления о том, каковы должны быть мужчины и женщины.

Мужчины могут вырасти более агрессивными, но они не обязательно такие изначально. Исследования продемонстрировали одинаковый уровень физической агрессивности у годовалых мальчиков и девочек. Однако уже к двум годам мальчики становятся агрессивнее девочек, и эта разница в целом сохраняется на протяжении всего их развития [253] . В противоположность им, девочки в процессе конфликтов все меньше полагаются на физическое насилие. В ходе противостояния они больше склонны подтрунивать над оппонентами или игнорировать их [254] . Мужская и женская агрессия, возможно, просто различаются по способам проявления.

253

R.L. Munro, R. Hulefeld, J.M. Rodgers, D.L. Tomeo and S.K. Yamazaki, «Aggression among children in four cultures», Cross-Cultural Research, 34 (2000), 3–25.

254

T.R. Nansel, M. Overpeck, R.S. Pilla, W.J. Ruan, B. Simons-Morton and P. Scheidt, «Bullying behaviors among US youth: Prevalence and association with psychosocial adjustment», Journal of the American Medical Association, 285 (2001), 2094–2100.

Несомненно, сама биология делает мужчин более агрессивными физически, что ведет к мифу о «сверхмужчине». Так, у некоторых мужчин бывает врожденная лишняя Y– хромосома (XYY), что делает их более высокими, худыми и склонными к угревой сыпи по сравнению с другими мужчинами. Около 50 лет назад было заявлено, что эти «сверхмужчины» действительно агрессивнее прочих. Такое мнение было основано на данных о повышенной частоте попадания мужчин XYY в тюрьмы Шотландии на протяжении 1960-х годов [255] . Это убеждение еще больше укрепилось в общественном мнении благодаря знаменитому случаю Ричарда Спека – американского массового убийцы, который мучил, насиловал и в конце концов убил девять учениц медицинского училища в ночь ужаса 14 июля 1966 года в госпитале Южного Чикаго. Спек, который уже был ранее уличен в применении насилия, ворвался в общежитие медсестер и взял девушек в заложницы. Он выводил их из комнаты одну за другой, чтобы задушить или зарезать. Во время судебных слушаний адвокаты защиты заявили, что Спек не несет полной ответственности за преступление, поскольку у него сверхмужской генотип XYY. (Позже выяснилось, что адвокат Ричарда Спека знал, что у его подзащитного не выявлен генотип XYY, но использовал этот миф, чтобы защитить своего клиента.)

255

P.A. Jacobs, M. Brunton, M.M. Melville, R.P. Brittain and W.F. McClemont, «Aggressive behaviour, mental sub-normality and the XYY male», Nature, 208 (1965), 1351–2.

Даже если бы Спек обладал генотипом XYY, это не оправдание: многие данные о связи этого генотипа с насилием не были изучены с должным вниманием. Ранние исследования проводились недобросовестно, на очень небольших выборках, и, как ни удивительно, если у преступника была угревая сыпь, это принимали за достаточное доказательство того, что он обладает генотипом XYY – без всякого генетического анализа [256] . Спек был высоким, и у него были угри. Сегодня множество специалистов отрицают миф о XYY: они не согласны с наличием связи между таким генотипом и склонностью к насилию. Одно обширное датское исследование [257] привело к заключению, что генотип XYY встречается приблизительно в 1 случае на 1000 и что единственной надежной характеристикой таких людей является особенно высокий рост. Эта физическая особенность, возможно, вносит свой вклад в демонстрируемое ими поведение, которое считают более агрессивным. И, вероятно, поэтому около половины мужчин XYY имеют проблемы с законом (в сравнении с 1 из 10 у обычных мужчин). В целом создается впечатление, что мужчины XYY имеют поведенческие проблемы, особенно в юности, которые могут усугубляться их нетипичным ростом. Нередко коэффициент интеллекта у них ниже, а поведение – более импульсивное, что может вносить свой вклад в их повышенную криминальность. Однако их преступления, как правило, не связаны с насилием над другими, а чаще сводятся к преступлениям против собственности (например, мелкое воровство в магазинах).

256

M.C. Brown, «Males with an XYY sex chromosome complement», Journal of Medical Genetics, 5 (1968), 341–59.

257

H.A. Witkin et al., «Criminality in XYY and XXY men», Science, 193 (1976), 547–55.