Илья Николаевич Ульянов
Шрифт:
Воейков рекомендовал земству прежде всего «отказаться от ложного взгляда, что задача (народной школы. — Авт.)заключается в развитии ребенка и сообщении ему самыми легкими усовершенствованными приемами возможно большей массы знаний». В его речи повторялись чуть ли не дословно суждения Победоносцева. Но если обер-прокурор святейшего Синода имел в виду последователей Ушинского вообще, то симбирский помещик прежде всего подразумевал постановку народного образования в своей губернии. И все его рассуждения адресовались если не лично Ульянову, то возглавляемой им дирекции.
Что происходит с крестьянскими ребятами после окончания школьного обучения, спрашивал Воейков и отвечал: многие из них тоже становятся земледельцами
По словам Воейкова, составители учебников и учителя относятся пренебрежительно к «ясно определившимся религиозным понятиям и стремлениям народа». И вдобавок «казенно-земская школа» развивает у своих воспитанников «стремления и желания, не давая никаких средств для их удовлетворения», то есть способствует пополнению рядов людей, «составляющих угрозу для порядка». И «трудно представить те беды, которые грозят нам, — продолжал он, — если не будет принято своевременно мер для прекращения обильного притока свежих сил в эту вредную среду».
Напомнив, что разночинцы и городские жители гораздо чаще попадают в ряды недовольных и озлобленных, чем дети крестьян, Воейков тем не менее заметил, что «хотя из политических преступников всего менее лиц крестьянского сословия, но зато все обвиняемые крестьяне прошли сельскую школу и окончательно были испорчены дальнейшим образованием. Едва ли можно приписать простой случайности тот факт, что полуобразованные крестьяне даже легче лиц других сословий становятся орудием агитаторов». После доказательств того, какие беды несет «казенно-земская школа», симбирский охранитель устоев с похвалой отозвался о распространении грамотности с помощью «старок» (не вышедших замуж крестьянок), отставных солдат, дьячков.
Один из многих единомышленников Победоносцева опасался, что в сельской школе крестьянские дети научатся анализировать факты, размышлять о жизни. Воейков предлагал земцам и панацею от бед: опыт бывшего профессора ботаники Московского университета Рачинского. Брошюру этого рьяного сторонника церковноприходского образования он рекомендовал в качестве основного руководства. А говоря о положении дел в Симбирской губернии, подчеркнул как большое упущение: «Пересмотрев отчеты, мы напрасно стали бы искать в них указаний на то, как родители смотрят на школу или что делается с мальчиками по окончании курса учения; и то и другое не входит в официальные рубрики отчета и не останавливает на себе внимания господ инспектирующих… Мы полагаем, что по этим отчетам очень трудно ответить добросовестно на вопрос: сохраняется ли грамотность в самом элементарном смысле у окончивших курс или она быстро утрачивается».
В заключение Воейков предложил народным учителям представить в училищную комиссию земства сведения:
1. О положении преподавания церковнославянского языка и пения.
2. О занятиях кончивших курс в училищах (по возможности за все время их существования).
3. Познакомившись с суждениями Рачинского, народные учителя должны были сообщить, в чем они не согласны с его предложениями и что должно быть устроено иначе в тех школах, где они работают.
Земское собрание одобрительно отнеслось к инициативам Воейкова и избрало специальную комиссию для их осуществления. Одновременно было отклонено ходатайство председателя сызранского уездного училищного совета, возглавлявшегося, между прочим, предводителем дворянства, о выделении тысячи рублей на нужды просвещения.
Речь Воейкова была напечатана в «Симбирской земской газете». За пятнадцать с лишним лет работы в инспекции и дирекции народных училищ Илье Николаевичу не приходилось встречать столь резких выпадов в свой адрес. Удар нанес человек, который
Много невзгод и неприятностей выпало на долю Ильи Николаевича. Легко было впасть в отчаяние. Но и в такое мрачное время он сохранял бодрость духа и поддерживал у своих сторонников веру в возможность отстоять начальную школу от посягательств крепостников и церковников.
Илья Николаевич не чувствовал себя одиноким. Многие лучшие люди России — Салтыков-Щедрин, Николай Шелгунов, Менделеев, даже публицисты таких популярных умеренно-либеральных изданий, как «Вестник Европы» и «Русские ведомости», продолжали выступать за столь необходимое для страны развитие начального образования. С резкой критикой сторонников церковноприходских школ в печати выступали известные педагоги Водовозов, Бунаков, Стоюнин. Их выступления помогали Илье Николаевичу отражать нападки недругов.
С каким удовлетворением читал он статью Водовозова «Новый план устройства народной школы» в «Вестнике Европы»! В ней заслуженный педагог и писатель весьма убедительно показал несостоятельность предложений Рачинского. Водовозов писал: «Школа должна быть светскою даже в том случае, если бы в ней преподавал священник, потому что она готовит не к религиозному созерцанию, а к деятельной жизни». В обращении к читателям он предлагал подумать, «что происходит в голове юноши, который затвердил сказку Пушкина о царе Сал-тане, толкования на псалтырь и прочел одну из драм Шекспира, не получив при этом совершенно ни о чем никаких других сведений…»
Очень существенной поддержкой для Ильи Николаевича и других сторонников народной школы явились выступления популярнейшего публициста, одного из властителей дум передовой интеллигенции Николая Васильевича Шелгунова. Его статья «По поводу земской школы», появившаяся в журнале «Русская мысль» вскоре после опубликования «Правил о церковноприходских школах», передавалась учительством из рук в руки.
Шелгунов высоко оценил движение, у истоков которого стояли Ушинский, Водовозов, Корф и другие «даровитые, знающие и фанатически преданные делу народного образования писатели, воспитатели, учителя, создавшие никогда еще не слыханную в России педагогию и установившие народную школу на научных основах».
«Только те, кто стоял у самого дела, могут оцепить вполне тот, по-видимому, мелочный, но, в сущности, гигантский труд, который вынесли на своих плечах творцы нашей народной школы. Для этого мало было одной энергии — требовалась страстная любовь в делу, известная настойчивость и даже упрямство в достижении цели. Двигал людьми не казенный формализм, не служебная исполнительность, а та благородная, одушевляющая сила, которая зовется искрой божьей. И может быть, ни на каком другом поприще жизнь не выдвинула столько беззаветных энтузиастов, которые, несмотря ни на какие лишения, толчки или неприятности, всецело охваченные любовью к ближнему, отдавали все свои силы, чтобы внести свет в темный мир заброшенной русской деревни. Это не фразы!»