Имена
Шрифт:
– Эх, лучка не хватает! – заявил Кабанов.
– Я его сейчас стулом по башке долбану, – сказал Андрюха, обращаясь к Денису. – Мало ему, видимо, того, что он получил от довбеневцев.
– Не надо, – ответил Рыжий. – Он новенький, ему простительно.
– А что, никто не пробовал найти замену луку? – поинтересовался Генка.
– Чего только не пробовали! – воскликнул Денис. – Резали луковицы тюльпанов и прочих цветов. Или сладко, или горько. Короче – не то.
Дверь без стука распахнулась и в комнату вошла Лада. Генка с набитым ртом, перестав жевать, уставился на нее. Грузин взял со стола кружку с самогоном.
– Будешь? –
– Нет, – коротко ответила Лада.
Она была не в духе.
– Я тебя дома жду, а ты пьешь! – требовательно продолжила Лада.
– А что мне еще делать? – искренне удивился Андрюха.
– С женой время проводить, – ответила Лада. – Прогуляться, например.
– Куда? – удивился Грузин. – На глюкальный завод? На мебельную фабрику? В кусты?
– Да куда угодно! – повысила голос Лада. – Хотя бы в кусты. Никакой романтики с тобой нет!
– Какая романтика? – еще больше удивился Андрюха. – Тебе что, шестнадцать лет? Да то, что делают в кустах, у меня прекрасно получается и в кровати.
– Вот и пошли в кровать!
– Так рано же еще!
– Бухать не рано?
– Самое время.
– Хватит! – крикнула Лада. – Бегом домой, я сказала!
На протяжении этого милого семейного разговора Генка с Денисом деликатно молчали, глядя в стену.
Грузин допил самогон в кружке, нехотя встал и сказал:
– Да пойдем, пойдем…
Он вышел в коридор, а Лада, обведя победным взором оставшихся за столом собутыльников, мило улыбнулась.
– Приятного аппетита! – пожелала она на прощанье.
– Спасибо! – хором ответили Денис с Генкой.
Когда за ней закрылась дверь, Рыжий заявил, махнув рукой:
– Не проживут они долго.
– Угу! – согласно кивнул головой Кабанов, снова наваливаясь на еду.
Далее он прослушал лекцию.
Суть ее сводилась к тому, что здоровье почти любому жителю поселка досталось отменное; правда – с некоторыми ограничениями, одно из которых оказалось существенным, но очень удобным. То есть каждый раб божий обладал прекрасными зубами, потенцией, возможностью регенерации поврежденных органов, но репродуктивной функции был лишен, что позволяло не заботиться о контрацепции.
А вот ногти и волосы не росли. Мужчинам не надо было бриться, и этот факт сильно их радовал. Бороду и усы имел только дед Макарыч. А у Козлаускаса вообще никакой растительности на теле не наблюдалось. Даже бровей. Но это были индивидуальные особенности некоторых рабов божьих, объяснения которым не существовало.
В связи с такими обстоятельствами стричь волосы на голове было строжайше запрещено. Стрижка считалась преступлением. И Лада, которая вчера с помощью канцелярских ножниц и Андрюхи Грузина поправила себе прическу, рисковала получить взыскание.
– За что она попала сюда? – спросил Генка.
– Ну, во-первых, ее зовут не Ладой, а Усладой, – сообщил, ухмыльнувшись, Рыжий.
– Услада Чемурдосова? – поднял брови Генка.
– Да, – кинул головой Денис. – А во-вторых, не думай, что она такая спокойная, какой кажется на первый взгляд. На самом деле у нее в заднем месте тоже торчит шило. Может, оно не такое кривое как у Собачкиной, но уж длина-то его намного больше! Да и раскалено оно сильнее.
– Не может быть!
– Еще как может, – сказал Денис. – Жила она в каком-то
– Бедная девушка! – покачал головой Генка.
– Ве-ечна-а-я па-а-мять рабе божьей Усла-а-де! – провыл Рыжий дурным голосом.
В правую стенку тут же застучали шваброй.
– Кто это? – спросил Генка.
– А, не обращай внимания, – махнул рукой Денис. – Там два сорокалетних маразматика живут. Они постоянно смотрят политического эксперта Скворцова по телеку, вот и поехали разумом. Пошли они в япону икону. Еще восьми вечера нет. До отбоя имеем полное право шуметь.
– Кстати, почему Чемурдосова? Если она замужем, должна быть Карасевой.
– Гм! – поперхнулся Рыжий. – Здесь фамилии не меняются. Бывает – замужество слишком мало длится. Если менять фамилии каждый день – у Очкасова с Козлаускасами крыши поедут, а кладовщики все перепутают.
– Телепередачи здесь показывают в записи?
– Наверное. Там, откуда мы прибыли, жизнь продолжается. Но здесь крутят всего три канала. По первому только политические программы со Скворцовым, каким-то языкатым Компотовым и прочими такими же; по второму мексиканские и индийские сериалы, а по третьему спорт: керлинг и шахматы. Все.
– А футбол или хоккей?
– Этого мы не заслужили, потому что придурки. Футбол, хоккей и единоборства показывают в более козырных филиалах рая. А для придурков – придурочное телевидение. Говорят, что российские сериалы крутят в поселках, где живут не совсем праведники, но и не такие как мы. Типа – середнячки. Мы называем их полупридурками. Один из таких поселков находится по железнодорожной ветке дальше нас и, представь себе, деду Макарычу иногда позволяется съездить туда к кому-то в гости. Но нашим жителям телевидения в принципе хватает. Вон, соседи за стенкой насмотрятся политических передач и начинают спорить. До драк доходит. Хотя и дураку понятно – здесь политика закончилась. Даже Петлюра с Радием живут душа в душу, так как Компотова не смотрят, а занимаются собственной подпольной деятельностью, ибо даже дураку понятно: если смотреть с утра Компотова, а вечером Скворцова, никакой революции не получится.
Дверь открылась, и в комнату вошел Андрюха Грузин. В руках он держал картонную коробку от писчей бумаги. Денис с Генкой удивленно уставились на него.
Андрюха поставил коробку в угол, достал из нее кружку и уселся за стол на свое прежнее место.
– Все! – сказал он, стукнув кружкой. – Я опять холостой. Предлагаю это дело отметить.
– Гы-ы! – отреагировал Рыжий, наливая Грузину. – Выгнала?
– Выгнала, – кивнул Андрюха. – Собралась оладушек сладких нажарить из картошки. Кинулась за сахаром, а его нету. Я его вчера весь тебе на самогон отдал. Побежала в мэрию разводиться.