Именем человечества

Корчагин Владимир Владимирович

– Он здесь, со мной, у Веры, тетки моей.

– У Веры Григорьевны? Как же, знаю. Степенная женщина. А Максим, значит, опять пропал? Да ты не убивайся, не плачь. Объявится твой Максим, что я, не , знаю его? В каких только переделках не побывал! Не иначе и там шпиёны пакостят. Ведь как тут все подстроили! И я, старый хрыч, чуть не попался им на удочку. Поверил этой Клавке, что Максим уехал. Но в главном-то они меня не перехитрили. Не-ет! Как начал этот хмырь пытать меня насчет Максимова добра, так я сразу и смикитил: что-то тут нечисто. Пошел в избу, вроде бы за

его вещами. А сам вынул из сундука этот кругляшок с бумагами и – шасть в баню. Там у меня под полом доска отстала: все недосуг было приколотить. Так я отодвинул эту дощечку и все туда, под пол. И землицей сверху присыпал. Что, взяли?! Дома-то, говоришь, все вверх дном перевернули. А там, в баньке, все целехонько. – Силкин довольно рассмеялся.

– И все-таки перепрятать надо, дядя Степан, унести все в тайгу подальше.

– Знамо дело! Завтра вместе с тобой все и схороним. Есть у меня одно местечко на примете. А ведь тогда до того ли было. Он меня вон там, за поворотом, ждал, ирод проклятый.

– Досталось тебе, дядя Степан... Ой, там кто-то есть! –?указала Таня на подозрительно колыхнувшуюся занавеску, отделявшую горницу от закутка.

– Кому там быть? Иван с Марьей ушли. Ветер, должно быть, открыл окошко, ну и... Сейчас гляну.

Но не успел он подняться, как занавеска отдернулась и из закутка шагнул здоровенный парень с пистолетом в руке. За спиной его мелькнули еще две мужские фигуры.

– Руки! Руки на стол! – крикнул парень.

Таня в ужасе прижалась к Степану. Силкин слабо охнул:

– Опять ты, ирод... И Кузьма тут!

– Да, все мы тут. И теперь живым тебя отсюда не выпустим. Хватит с тобой возиться. Я слышал все, что надо. Значит, в бане под полом? – довольно рассмеялся Чалый. – Ты знаешь, где эта баня, Кузьма?

– Тут рядом, в огороде, – поспешно ответил Вырин. – Сейчас я...

– Стой! В баню пойдем все вместе. Сначала я этих... – он поднял револьвер.

– Докторшу не трожь! – закричал Силкин, бросаясь между ним и Таней.

– Заткнись, старый дурень! Хватит с меня свидетелей. Таня вскрикнула, метнулась к окну. И вдруг погас свет. Громко хлопнула дверь. Яркий луч фонаря ударил в лицо Чалому. Грохнул выстрел. Жалобно тренькнуло за спиной Тани стекло. Изба наполнилась какими-то людьми. Чалый рванулся к закутку, сбил с ног стоящего за ним Вырина, оттолкнул от «кна второго парня. Но за окном блеснуло дуло автомата. Чалый попятился, шарахнулся в сторону. Однако его уже схватили за руки, бросили на скамью. Он хрипло выругался и затих.

– Дядя Степан! Дядя Степан, ты жив? – крикнула Таня, стараясь увидеть Силкина в пляшущем свете фонарей.

– Жив я, жив! Только ухо, кажись, продырявил, проклятый. Да стекло вон вышиб, чтоб ему пусто было!

– А как вы, Татьяна Аркадьевна? – послышался встревоженный голос Зорина. – Вы не ранены? Где вы?

– Андрей Николаевич! Дорогой мой! – бросилась Таня на знакомый голос. – И вы здесь! Но как вы догадались?

– Как догадался? А вы думали, я приехал сюда, чтобы в гостинице отсиживаться? – он отыскал в темноте руки Тани, прижался к ним губами. –

Да вы вся дрожите, Таня! Сядьте вот сюда и успокойтесь. Все теперь, все! – он усадил ее на стул, легонько погладил по голове. – Сколько же вам досталось!..

– Не мне одной, Андрей Николаевич, – Таня вытерла набежавшие слезы. –Надо перевязать дядю Степана.

В избе снова вспыхнул свет. Чалого и его подручных увели. Милиционеры вышли следом. Зорин подошел к Тане, накладывающей повязку на ухо Силкина:

– Что-нибудь серьезное?

– Пустяки, царапина.

– Ничо, я живучий, – подал голос Силкин.

– Ну и прекрасно, – кивнул Зорин. –А нам, Таня, пора: вертолет вылетает рано утром. Я полагаю, больше нас ничего здесь не удерживает. Берите диск, я провожу вас до Отрадного, а завтра часиков в шесть зайду за вами и Вовой.

– Взять диск с собой?!

– А вы думаете, лучше захватить его завтра?

– Ни то и ни другое. Я не уверена, что все опасности позади.

– Ну, за ночь-то с ним, наверное, ничего не случится. Пусть он действительно останется там, где лежит. А завтра я попрошу в милиции провожатого.

– Не нужно, Андрей Николаевич.

– Так, может, вообще передать диск им? Уж они-то доставят его в институт в целости и сохранности. Как вы думаете?

– Нет, передавать диск нельзя никому, ,

– Вы не верите, что они сохранят его?

– Я не могу поручиться, что где-то, среди них или в институте, не найдется какой-нибудь нетерпеливый невежда, который попытается вскрыть диск, и тогда...

– Значит, берем диск с собой и просим сопровождающих?

– Андрей Николаевич, диск останется здесь. Дядя Степан переправит его в такое место, где никто не сможет найти. А я... Я тоже останусь здесь.

– Где здесь?

– Я еще не знаю точно. Но у дяди Степана есть, наверное, где-нибудь в тайге только ему известная охотничья избушка. В ней мы и поселимся.

– До каких пор?

– Пока не приедет сюда Максим. Вы уж оформите

там мое отсутствие как-нибудь.

– Не в этом дело. Я не могу оставить вас одну, Таня. Не могу! – Зорин взял ее за руки, взглянул в глаза. – Ведь если с вами что-нибудь случится...

– Милый Андрей Николаевич! Вы самый близкий, самый дорогой мне друг. Я знаю, прекрасно знаю, как вы ко мне относитесь, Я бесконечно благодарна вам за это.

Но пока диск цел, а вы знаете, что это значит, – я не отойду от него ни на шаг. И никакие силы не оторвут меня от него.

– А как же сын, Таня? – ухватился Зорин за последнею соломинку.

– Вова поживет пока у тети. Там ему неплохо. К тому же я очень надеюсь, что мне недолго придется ждать. Не может быть, чтобы Этана не научила Максима выпутываться из любого, самого безвыходного положения.

– Так, может, мне тоже еще немного пожить здесь?

– Зачем, Андрей Николаевич? Теперь, когда выздоровел дядя Степан, лучшего защитника не найти. А вам не обходимо, просто необходимо быть в Кисловодске, чтобы встретить там Максима и Диму. Что они подумают, не за став ни вас, ни меня? Кто им скажет, где искать нас?