Император Александр III
Шрифт:
Нужно было появление великого человека, чтобы показать истинный смысл вечного принципа. Это сделал наш незабвенный Государь. Он показал всему миру, что и теперь, безо всякого возвращения назад, безо всякой «реакции», без какого бы то ни было нарушения «современных» потребностей, – так же, как и в старину, возможен Самодержец, что и ныне, как всегда, представляет он высшую форму власти, наиболее мудрой, наиболее благодетельной и наиболее понятной для сердца христианских народов.
Мы должны понять всю цену этого указания. Александр III не только дал тринадцать лет благоденствия своему народу. Он указал не только то, что мы
Дело в том, что забвение смысла монархии делает ее невозможною для мятущихся народов Европы. А невозможность ее именно ныне, именно в современных условиях, прямо угрожает разложением наций и падением европейской культуры.
Действительно, если невозможна монархия, если невозможна власть высшая, стоящая вне и выше власти народной, то становится неизбежным стремление к такому устройству общества, при котором было бы возможно народоправление. К этому и направляются повсеместно все усилия.
Но народ, нация по природным условиям не есть нечто однообразное. Это сложное целое, составленное из различных слоев, из множества групп. Все они необходимы, все это разнообразие и расслоение неизбежны и необходимы для жизни, и чем выше культура, тем резче и замкнутее они становятся, тем более способны они вступать между собой в борьбу. Но и жить порознь они не могут. Им необходимо национальное объединение в чем-либо едином, ни с чем не враждующим, ко всем интересам одинаково внимательном.
Народоправление побудит объединить страну в парламентах. Попытка жалкая, быстро терпящая крушение. Вместо единения она перенесла в сосредоточие власти всю вражду, всю борьбу, какая только есть в нации, и чем лучше осуществляется идея представительства, тем более позорные рыночные сцены переносятся в центр власти; чем больше интересов представлено в парламенте, тем больше разъединение является в самой власти, смысл которой только в объединении.
Если для падения идеи монархии на Западе потребовались века, то для падения идеи представительства достаточно было несколько десятилетий. Все пробы были сделаны. Единства нет. И вот совершенно неизбежно явилась в мир мысль уничтожить в самой нации ту сложность состава, которая дает жалкие и позорные сцены парламентского бессилия. Идея всеуравнения охватывает весь Запад. Все должно быть одинаково. Так гласила сначала либеральная демократия, которая неизбежно должна была перейти в демократию социальную. Все должно стать равным, одинаковым без различий…
Да, тогда, конечно, наступило бы единство. Но тогда наступит только и культурная смерть. Опасность эта уже сознается. На Западе не видят никакого другого пути и с лихорадочною поспешностью торопятся весь свой «прогресс», все свои реформы направить туда, где ждет их последний конец.
Вот среди какой прискорбной работы самоуничтожения увидел мир перед собой Александр III, а с Ним – и смысл осуществленного Им идеала.
Сколько недоразумений падает при одном взгляде на это великое царствование! Как много забытых истин оно открывает. Монархия – не диктатура, не простой «абсолютизм». Диктатура есть единоличное исполнение назревшей народной воли, абсолютизм есть ее отрицание. Монархия в своем Самодержавном идеале может иногда сделать то, что делает диктатура, может, если нужно, выступить и с отвержением народной воли. Но сама по себе она стоит выше, чем какая бы то ни было народная воля. Монархия есть идея подчинения интересов и желаний высшей правде.
В монархии нация ищет освещения всех проявлений своей сложной жизни подчинением правде. Для этого нужна единоличная власть, потому что только личность имеет совесть, только личность несет ответ
Однако неограниченность и единоличность решения есть не существо монархии, а лишь необходимое условие для того, чтобы все социальные интересы, всю их вражду и борьбу приводить к соглашению перед одинаковою над всеми властью правды.
Вот почему носитель идеала и пришел в мир, по высказанному в последние дни всем миром убеждению, как Царь правды и мира. Он должен был быть именно таков, ибо сущность Монархии и состоит в примиряющей силе высшей правды.
Не ломает монарх социального строя жизни, не уничтожает он никаких различий, создаваемых ее разнообразием, не упраздняет ни великого, ни малого, но все направляет так, чтобы развитие всех слоев, всех групп, всех учреждений ни в чем не нарушало правды. И этим он дает нации то единство, которого тщетно искали в «представительстве», а ныне безумно решаются достигнуть в самоубийственной уравнительности.
Не уничтожает монарх никакой самодеятельности, никакого совета, никакой работы мысли народной, не отрицает он и народной воли, когда она существует. Он выше всего этого. Он дан не для уничтожения всего этого, но для направления. Для него нет ни мудрого, ни глупого, ни сильного, ни бессильного, ни большинства, ни меньшинства. Для него есть только совесть и правда. Он должен все видеть, но поддержит только то, в чем правда.
Император Александр III показал, что монархия в этом истинном существе своем не есть что-либо переходное, пережитое, совместимое только с одним каким-либо фазисом развития культуры, но есть принцип вечный, всегда возможный, всегда необходимый, высший из всех политических принципов. Если этот принцип становится когда-либо для какой-либо нации невозможен, то не по состоянию ее культуры, а только по нравственному падению самой нации. Там, где люди хотят жить по правде, им необходимо самодержавие, и оно возможно всегда, при всякой степени культуры.
Будучи властью правды, монархия невозможна без религии. Вне религии единоличная власть даст только диктатуру или абсолютизм, но не монархию. Только как орудие воли Божьей самодержец имеет свою единоличную и неограниченную власть. Не для народа только нужна религия в монархии. Народ должен веровать в Бога, чтобы желать подчинить себе правду; но гораздо еще больше нужна эта вера для самодержца, который в деле власти государственной есть посредник между Богом и людьми. Не ограничен ни в чем самодержец человеческой властью или народною волей, но он не имеет и своей воли, своего желания. Только голос правды Божией слушает он в совести своей. Его самодержавие не есть привилегия, не есть простое «сосредоточение» человеческой власти, а есть тяжкий подвиг, великое служение, верх человеческого самоотвержения, «крест», а не наслаждение. Посему-то монархия получает свой полный смысл только в наследственности. Еще и нет будущего самодержца, еще не имеет он своей воли, своего желания выбирать между долей царя или пахаря, а уже предназначено ему отречься от себя и возложить на себя крест власти. Не по пожеланию, не по приказанию способностей своих, а по Божьему назначению становится он на служение свое. И не должен он спрашивать себя, есть ли у него силы, а должен только верить, что если Бог избрал, то нет уже места человеческому колебанию.