Император Николай II и заговор генералов
Шрифт:
Все шли в Думу – и рабочие, и взбунтовавшиеся и убившие своих офицеров солдаты, и журналисты, и только что выпущенные из тюрьмы преступники, и, конечно, социалисты всех мастей.
«Сколько их, куда их гонит,Что так жалобно поют?Домового ли хоронят,Ведьму ль замуж выдают?!»Да, хоронили… но только не домового, а Русскую Государственность. Хоронили руками русских людей, одураченных преступным Заговором, десятилетиями мечтавшим разрушить Русское Православное Царство. Но этих похорон никогда бы не было, если бы Высшее командование армии во главе с генералом Алексеевым не приняло бы участия в этом величайшем
Что же делал в это время Хабалов? Он сформировал небольшой отряд около 1000 человек и отправил его под начальством пол. Кутепова против мятежных частей. Но этот отряд «застрял» и требовал подкреплений. Подкреплений требовали многие: Голицын охраны, телефонная станция небольшого отряда, Мариинский дворец тоже. Между 2–3 ч. Хабалов, совершенно растерянный, явился к Голицыну. Там же был и военный министр Беляев. Решили собрать «резерв» под командой кн. Аргутинского-Долгорукова. Оказалось, что уже нет патронов. Обратились в Кронштадт. Оттуда ответили, что опасаются за крепость. Беляев, видя полную растерянность Хабалова, приказал начальнику Генер. штаба Занкевичу вступить в командование гвардейскими запасными частями. Приехал еще и Кирилл Владимирович и «рекомендовал» сместить Протопопова. Это была прерогатива только Государя, но тогда уже началась анархия и в головах очень многих. После этого Беляев отправился в Мариинский дворец (резиденция правительства), где министры «уже ожидали своего ареста». Не понимая сущности событий, члены кабинета думали, что все происходит из-за нежелания Думы видеть Протопопова министром, и убедили его «сказаться больным», – на что Протопопов, этот фанфарон и никчемный министр, совершенно растерявшись, согласился. Когда об этом было сообщено в Ставку Государю, Государь немедленно телеграфировал: «Перемены в личном составе при данных обстоятельствах считаю недопустимыми». Государь был совершенно прав – это было только ненужным и бесполезным самоунижением. Никакого «непротивления злу» Государь не знал.
А в Думе, в одной из комнат, собрался на первое собрание только что организованный Совет рабочих депутатов. Председателем выбрали Чхеидзе, его заместителем Керенского, в исполнительный комитет Суханова, Стеклова, Соколова и других вожаков-пораженцев.
Оставшиеся верные воинские части сосредоточились на площади Зимнего дворца. Там были Беляев, Хабалов и Занкевич. Совет министров объявил осадное положение, но все это уже запоздало. Голицын отправил телеграмму Государю, в которой «дерзал представить предложение» о замене себя другим лицом и составить… ответственное министерство.
Государь отвечает телеграммой Голицыну: «О главном начальнике для Петрограда мной дано повеление начальнику моего штаба с указанием немедленно прибыть в столицу. То же относительно войск. Лично вам предоставляю все необходимые права по гражданскому управлению. Относительно перемены в личном составе при данных обстоятельствах считаю их недопустимыми. Николай». Где же «непротивление злу», о котором так много говорят «хорошо информированные» издатели «Отречения»?
Около 8 ч. вечера в Марнинский дворец приехали Родзянко и приехавший в этот день в Петроград по вызову последнего Вел. кн. Михаил Александрович. Там Родзянко и Голицын просили Вел. кн. объявить себя регентом, принять командование над всеми войсками и поручить кн. Львову сформировать правительство. Вел. кн. на регенство не согласился, так как понимал, что это нарушение присяги своему Брату, а пойти с войсками против революции не решился из-за своего, действительно, слабого характера. Вел. кн. убедили обратиться к Государю со следующим заявлением: «для немедленного успокоения принявшего крупные размеры движения – необходимо уволить весь совет министров и поручить образование нового министерства кн. Львову как лицу пользующемуся уважением в широких кругах». Вел. кн. просил также Государя не приезжать в Царское Село.
Через короткое время Алексеев от имени Государя передал ответ. Государь благодарил за сообщение, но не считает возможным отложить свой отъезд и выезжает 28 февр. Все мероприятия Государь отложил до своего возвращения в Царское Село. В Петроград отправляется генерал-адъютант Иванов как главнокомандующий Петроградским округом, а с фронта направляются четыре пехотных и четыре кавалерийских полка.
В это время в Мариинский дворец было сообщено, что ко дворцу двигается вооруженная толпа. Все растерялись и… решили разойтись. Ворвавшаяся чернь (народ, как потом писали) начала разгром дворца.
Царское Правительство перестало существовать, не использовав против революции находившуюся
Но генералы решили, что дело проиграно (по их же вине; вернее, тех «высших генералов», которые все это могли предвидеть) и надо вернуться в Зимний дворец и оборонять его, как символ Царской Власти. Все отправились, во главе с горе-генералами, к Зимнему дворцу. И… опять «застыли» и стали ждать. Чего? Они и сами не знали. Солдаты стали расходиться. Ночью приехал Вел. кн. Михаил Александрович и заявил, что войска надо увести из дворца, так как он «не желает, чтобы войска стреляли в народ из дома Романовых». Совершенно сбитые с толку генералы, сделав неудачную попытку связаться с Петропавловской крепостью, ушли опять… к Адмиралтейству. Оставление дворца по приказанию Великого князя, брата Государя, произвело удручающее впечатление. (Позже мы увидим, как члены Императорской Фамилии «вообще» себя вели. Это было полное вырождение.) Офицеры не понимали ничего. Да и трудно было понять, когда оставшимся верными долгу и присяге мешали выполнять свой долг.
В городе же победоносная солдатня осаждала казармы еще не присоединившихся к революции частей, нападала на офицеров, громила, что могла. Офицерство разбегалось. Какие-то подозрительные типы руководили всей этой рванью. Дольше всех сопротивлялся Финляндский полк. Потом уступил толпе и он.
Потом все устремились в Таврический дворец – Государственную Думу – цитадель революции. В Думе Временный комитет тоже не знает, что делать. Милюков и другие «лидеры» стали уговаривать Родзянко в том, что «Дума должна взять власть в свои руки». Позже, в эмиграции, Милюков писал в своей газете, в статье «Первый день»: «Тяжкие четверть часа» (размышления Родзянко. – В. К.). От решения Родзянки зависит слишком много: быть может зависит весь успех начатого дела. Вожди армии с ним в сговоре (выделено мною. – В. К.) и через него с Государственной Думой». Наконец Родзянко «согласился». Временный комитет объявляет себя властью. Комендантом Петрограда комитет назначает члена Думы отставного полковника Генер. штаба Энгельгардта.
В 6 ч. утра 28-го Родзянко послал Алексееву и главнокомандующем фронтами телеграмму. «Временный комитет членов Государственной Думы сообщает Вашему Высокопревосходительству, что ввиду устранения от управления всего состава бывшего Совета министров, правительственная власть перешла в настоящее время к Временному комитету Государственной Думы». Во второй телеграмме Родзянко сообщал, что «Временный комитет, при содействии столичных войск и частей и при сочувствии населения, в ближайшее время водворит спокойствие в тылу и восстановит правильную деятельность правительственных установлений». Это была сознательная ложь: власть не принадлежала Временному комитету. Она принадлежала Совету рабочих и солдатских депутатов. Когда Щегловитов был арестован, Керенский сказал ему:
«– г. Щегловитов, от имени народа объявляю вас арестованным.
В это время сквозь толпу протискивалась могучая фигура Родзянки.
– Иван Григорьевич, – как радушный хозяин обратился он к Щегловитову, – пожалуйте ко мне в кабинет.
Замешательство разрешил студент, заявивший:
– Нет, бывший министр Щегловитов отправится под арест, он арестован от имени народа.
Керенский и Родзянко несколько минут красноречиво, молча, смотрели друг на друга и затем разошлись в разные стороны. Щегловитов был отведен под стражей в знакомый ему министерский павильон Государственной Думы» (Н. Суханов «Записки о революции»).