Императорская Россия

Анисимов Евгений Викторович

Граф А. П. Бестужев-Рюмин.

Действующие лица

Канцлер А. П. Бестужев-Рюмин

Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, родившийся в 1693 году, принадлежал к младшим «птенцам гнезда Петрова», т. е. к тем молодым людям, которых великий государь послал учиться за границу. Бестужев учился прекрасно, особенно хорошо знал языки и «обхождение европейское». Он стал посланником в Дании, и на этом посту карьера его притормозилась. Лишь к середине 1730-х годов Бестужеву удалось прибиться к Бирону и понравиться ему. К лету 1740 года он, по воле всесильного Бирона, стал кабинет-министром вместо казненного Волынского. Но ненадолго. После смерти Анны осенью 1740 года Бирон был свергнут, вместе с ним полетел с Олимпа и Бестужев. На допросах он дал показания против своего патрона, но на очной ставке с Бироном от показаний отказался. В октябре 1741 года к власти пришла Елизавета Петровна, и Бестужев вышел на свободу. Тотчас же он ловко «прицепился» к новой повелительнице, как рыба-прилипала к акуле. Он стал вице-канцлером вместо сосланного Остермана, а в 1744 году – графом и канцлером России. На этом высшем государственном посту Бестужев пробыл 14 лет, фактически самостоятельно определяя курс внешней политики России. Однако за все эти годы он так и не сблизился с Елизаветой и ее кружком, хотя изо всех сил угождал фаворитам

императрицы. Граф Бестужев оставлял у людей странное, неприятное впечатление. Елизавета Петровна не любила своего канцлера. Ее, вечно занятую балами и спектаклями, утомляла его назойливость, скучная речь, раздражал сам вид неопрятного шамкающего старика в грязном парике. Государыня брезгливо принюхивалась к нему – не пьян ли канцлер опять? Слушая Бестужева, она вспоминала все ужасные сплетни о его скандальных семейных делах, о его самодурстве и диких выходках. Но она не удаляла от себя Бестужева, потому что он всегда говорил дело и знал все наперед, оставаясь истинным королем русской дипломатии. Бестужев блистал образованностью, был опытен, прекрасно разбирался в европейской политике, был патриотом, или, как тогда говорили, «верным сыном Отечества».

Да и как царедворец он не делал ошибок, был всегда лоялен к государыне, никому не доверял, никого не любил, в совершенстве владел искусством интриги. На многих сановников и иностранных дипломатов он терпеливо собирал досье, куда складывал записки об их прегрешениях, коллекционировал перехваченные письма. Никогда раньше в придворной борьбе так широко не использовали шпионаж и перлюстрацию дипломатической корреспонденции. Бестужев был подлинным мастером этого грязного дела. К дешифровке писем дипломатов он подключил даже Академию наук. Этими бумажками, вовремя поданными государыне и вызывавшими ее страшный гнев, Бестужев свалил немало своих опаснейших врагов. Канцлер так долго продержался у власти не только из-за своих феноменальных способностей к интриге, но и благодаря отличному знанию государыни. Он в совершенстве постиг нрав, вкусы, пристрастия и пороки Елизаветы. Один из современников писал, что Бестужев годами изучал императрицу, как науку. Так и было. Со временем он стал выдающимся «елизаветоведом». Канцлер точно определял, когда нужно подойти к императрице с докладом, чтобы заставить ее слушать, а когда лучше удалиться. Он знал, как привлечь внимание легкомысленной Елизаветы, какие детали ей интересны, как незаметно вложить ей в голову нужную идею, а потом развить ее так, чтобы государыня считала эту мысль своей собственной. Он сразу понял, что за внешним, показным легкомыслием Елизаветы, которое обманывало многих, скрывается личность подозрительная, мнительная, тщеславная, но и гордая от сознания того, что она дочь Петра Великого, что ей предназначено Богом и судьбой продолжить славные дела отца. Только так можно было найти дорогу к ее сердцу и добиться своего.

Все современники говорили, что Бестужев брал от иностранных дипломатов взятки – дело тогда обычное. Но у Бестужева в этом деле был свой простой секрет – он не брал взятки от врагов (французов и пруссаков), а разорял только друзей России (австрийцев и англичан), благо Елизавета делала ставку на союз с Англией и Австрией против Пруссии и Франции. Отчего ж в этих условиях и не поживиться за счет союзников? Ведь они думают, что близость с Россией держится именно на «подарках», которые они исправно преподносят Бестужеву, а не на его патриотизме и желании угодить дочери Петра Великого в ее миссии возвеличить Россию?

Однако, как часто бывает, плут рано или поздно попадается на своих проделках. Попался и Бестужев – не на взятках, а на хлопотах о будущем! Дело в том, что к концу 1750-х годов императрица Елизавета Петровна болела все чаще. На престол должен был вступить ее наследник, великий князь Петр Федорович. Он же был поклонником Фридриха II, а значит – лютым врагом Бестужева, который многие годы вел отчетливо антипрусскую политику. В какой-то момент канцлер, думая о том, как бы продлить свою власть, решил не допустить прихода на российский престол Петра III. Он затеял интригу в пользу жены Петра, Екатерины Алексеевны, с тем, чтобы после смерти Елизаветы привести к власти Екатерину, а самому стать при ней первым министром. Но старый интриган просчитался! Заговор раскрыли, и Бестужева арестовали…

Бестужев был хоть и старый, но все же лис. Он почуял опасность заранее и предусмотрительно уничтожил все опасные для себя письма и бумаги. А без бумаг, как известно, дело «сшить» можно, но очень трудно. Один из следователей по делу канцлера писал приятелю: «Бестужев арестован, а мы теперь ищем причины, за что его арестовали». В итоге у следователей остались одни не подкрепленные фактами подозрения. И все же Бестужева приговорили к смертной казни, которую заменили ссылкой в дальнюю деревню. С приходом к власти в 1762 года Екатерины II Бестужеву вернули все чины, ордена, дали пенсион, назначили «первым императорским советником», и императрица пожаловала ему чин фельдмаршала. Как писал один иностранный дипломат, на одном из придворных приемов он видел, как старик Бестужев «пьянее вина» не отпускал императрицу и что-то ей назойливо говорил, говорил и говорил… А потом Бестужев понял, что значение его при дворе ничтожно, хотя почет велик, что делами заправляют новые люди, что пришло новое поколение, и Екатерина слушает их, а не его, старого лиса… Он ушел в отставку и вскоре умер.

Король был необычайным, ярким человеком. Прекрасно образованный, умный, ядовитый и острый на язык, он был известен как тонкий знаток литературы и философии. Фридрих дружил с Вольтером и на всю Европу прослыл безбожником, «философом из Сан-Суси» (так назывался его загородный дворец в Потсдаме под Берлином). Глубокая любовь к философии, веротерпимость сочеталась у Фридриха с истинно прусским солдафонством, любовью к муштре, военной авантюре. Он был гениальным полководцем, блестящим стратегом и тактиком. Благодаря нестандартности мышления, способности управлять войсками, знанию тонкостей военного дела Фридрих одержал много ярких побед на полях сражений. Вместе с тем Фридрих II прославился как совершенно беспринципный политик, готовый ради своих интересов нарушить данное им слово или подписанный договор. Его лицемерие, коварство, наглость и цинизм были известны всем. Он писал, что истинные государи сами решают, когда нужно начать войну, и ведут ее, а трудолюбивые юристы ищут оправдание агрессии. Так он и поступил в декабре 1740 года, когда вторгся и оккупировал провинцию Австрии Силезию. Началась Силезская война, потом заключили мир, который Фридрих почти сразу нарушил и снова напал на Австрию.

Елизавета с тревогой наблюдала за событиями в Германии. Усиление Пруссии вообще не нравилось Петербургу – для России в Германии был нежелателен сильный соперник, который претендовал на главенство среди немецких государств. Кроме того, сам Фридрих II не нравился Елизавете Петровне как личность. Она запрещала даже упоминать в ее присутствии имя этого «нахала и безбожника». Поэтому все действия прусского короля рассматривались как однозначно враждебные. Антипрусские настроения императрицы поддерживал глава внешнеполитического ведомства канцлер А. П. Бестужев-Рюмин.

Прусский король Фридрих II вел себя в отношении России с большой осторожностью. Он опасался мощи русской армии и стремился усилить свое влияние при русском дворе. Но предотвратить заключение русско-австрийского союза в 1746 году, тем не менее, прусский ко роль не смог. Этот союз был направлен против Пруссии. Продолжалось и сближение России с другим противником Пруссии и Франции – Англией. В 1748 году русский корпус князя В. А. Репнина даже двинулся через Германию на Рейн, чтобы защищать против французов английские интересы в Германии. Так продолжалось до 1756 года, когда неожиданно для многих произошла смена политических декораций. В этом году Англия, воевавшая с Францией в Америке, заключила договор с Пруссией. Тем самым русско-английским дружеским отношениям пришел конец – в одном блоке с Фридрихом Елизавета состоять не желала. В это же время Австрия, опасаясь усилившейся Пруссии, пошла на сближение со своим давним врагом – Францией. Они подписали Версальский договор. Мария-Терезия пригласила Елизавету присоединиться к нему и заключить с Австрией наступательный союз. Россия это и сделала. Дело в том, что Россию с Австрией объединяли принципиально важные для нее интересы в Польше и на юге – против Турции, и рисковать ими она не хотела. Русская сторона

обещала всячески помочь австрийцам в войне против ее противника. Кто им был – догадаться было нетрудно. Фридрих внимательно наблюдал за дипломатическими переговорами русских и австрийцев и вскоре решился на авантюру – разбить Австрию, пока ее союзники не успели ей помочь. В августе 1756 года он напал на союзницу Австрии и России Саксонию. Австрия, а потом и 1 сентября 1756 года Россия, объявили Пруссии войну. Тринадцатилетний мирный период русской истории окончился, Россия вступила в очередную войну.

Семилетняя война и участие в ней России

С началом войны выяснилось (как это почти всегда бывало и раньше, и потом), что русская армия подготовлена к ней плохо: до полного комплекта не хватало солдат, лошадей. Неважно обстояли дела и с толковыми генералами. Командующим армией, двинувшейся только весной 1757 года к прусской границе, был назначен фельдмаршал С. Ф. Апраксин – человек нерешительный, праздный и малоопытный. К тому же без особых инструкций из Петербурга он не мог сделать и шага. В середине июля русские полки вступили на территорию Восточной Пруссии и медленно двинулись по дороге на Алленбург и далее, к столице этой части королевства – Кенигсбергу. Разведка в армии работала плохо, и когда 19 августа 1757 года русские полки авангарда вышли по лесной дороге на опушку, то они увидели перед собой построенную в боевом порядке армию фельдмаршала Левальда, который сразу же дал кавалерии приказ наступать. Однако 2-й Московский полк, оказавшийся в самом горячем месте, сумел перестроиться и сдержать первый натиск пруссаков. Вскоре ему на помощь командир дивизии генерал В. А. Лопухин привел еще четыре полка. Эти пять полков и приняли бой с прусской пехотой – основной силой Левальда. Сражение оказалось кровопролитным. Генерал Лопухин был смертельно ранен, взят в плен, снова отбит. Потеряв половину солдат, полки Лопухина стали беспорядочно откатываться к лесу. Положение спас молодой генерал П. А. Румянцев – будущий фельдмаршал. С полками резерва он сумел буквально продраться сквозь лес и ударил во фланг прусских полков, гнавших остатки дивизии Лопухина, что и стало причиной русской победы.

Хотя потери русской армии в два раза превосходили прусские, поражение Левальда оказалось сокрушительным, а дорога на Кенигсберг открыта. Но Апраксин не пошел по ней. Наоборот, неожиданно для всех он дал приказ отступать, причем от Тильзита организованный отход стал походить на беспорядочное бегство… По слухам, такие действия главнокомандующего вызвало полученное им из Петербурга письмо, в котором говорилось о якобы смертельной болезни императрицы Елизаветы. Приход к власти ее наследника Петра III – большого почитателя прусского короля – мог навредить карьере нечаянного победителя пруссаков – Апраксина. Вот он и начал отступление. Болезнь Елизаветы оказалась тяжелой, но не смертельной, и она поправилась, Апраксина отстранили от командования, отдали под суд, и отставной фельдмаршал вскоре умер в тюрьме. Итоги похода в Восточную Пруссию были плачевны: армия потеряла 12 тыс. человек. На поле боя погибли 4,5 тыс. человек, а от болезней умерли 9,5 тыс.!

Генерал В. В. Фермор, назначенный новым главнокомандующим, уже в январе 1758 года беспрепятственно занял Кенигсберг и к лету двинулся в Бранденбург – основную территорию Прусского королевства, чтобы соединиться с австрийцами для совместных действий против Фридриха II в Силезии. Фридрих решил не допустить этого. В свойственной ему решительной манере он двинулся из Силезии в Бранденбург и, переправившись через Одер, обошел русскую армию с тыла. Тем самым он отрезал ей пути к отступлению и не дал соединиться с корпусом Румянцева, который безуспешно поджидал пруссаков на другой переправе через Одер. Обходный маневр Фридриха был обнаружен, Фермор развернул армию и принял бой.

Битва при Гросс-Егерсдорфе.

Битва началась с того, что прусская пехота атаковала правый фланг позиций армии Фермора превосходящими силами в соответствии с излюбленным Фридрихом «косым боевым порядком». Батальоны пехоты шли не сплошной массой, а уступами, вступали в бой поочередно, усиливая давление на противника на узком пространстве. Но в этот раз части батальонов основных сил не удалось поддержать косой порядок своего авангарда, так как по пути пришлось огибать горящую деревню Цорндорф. Заметив разрыв в построении пруссаков, Фермор дал приказ своей пехоте наступать. В итоге контратаки авангард и подошедшие вскоре основные силы Фридриха были отброшены. Но Фермор просчитался. Он не заметил, что вся прусская конница генерала Зейдлица еще не вступила в бой и только выжидала момент для атаки. Он наступил, когда преследовавшие прусскую пехоту русские полки обнажили свой фланг и тыл. Силами 46 эскадронов отборных черных гусар Зейдлиц нанес удар русской пехоте. Это была страшная атака. Вышколенные кони разгонялись и переходили на полный карьер с расстояния более полкилометра. Эскадроны шли без интервалов, сомкнутым строем, стремя к стремени, колено к колену. Только человек с крепкими нервами мог выдержать эту атаку. От бешеного топота тысяч копыт содрогалась и гудела земля, и на тебя неумолимо и стремительно, все ускоряясь и ускоряясь, мчался высокий черный вал, готовый смять и растоптать на своем пути все живое. Нужно оценить мужество русских гренадер перед лицом такой устрашающей атаки. Они не успели построиться в каре – оборонительные боевые квадраты, а лишь успели встать кучками спина к спине и приняли на себя удар конницы Зейдлица. Сплошной строй распался, сила удара ослабла, Зейдлиц отвел в тыл расстроенные эскадроны. С этого момента Фермор бросил войска и покинул командный пункт. Вероятно, он считал, что сражение проиграно. Однако русские полки, несмотря на серьезные потери и панику части солдат, начавших разбивать бочки с вином и грабить полковые кассы, удержали позиции. К вечеру сражение стало стихать.

Заглянем в источник

Генеральные сражения были всегда запоминающимися событиями для людей, которые в них участвовали или хотя бы видели. Большинство участников таких сражений обычно не имели никаких иллюзий относительно себя и не надеялись выжить. Потери столкнувшихся армий обычно бывали ужасными, ядра и картечь рвали в клочья стоявшие или двигавшиеся сомкнутым строем полки.

Перед началом сражения священники проводили службу, но в сущности, уже заранее отпевали будущих покойников. Начало сражения представляло собой грандиозное, запоминающееся зрелище. Вот как очевидец сражения – пастор Теге – описывает памятное утро 14 августа 1758 года:

«С высоты холма я увидал приближавшееся к нам прусское войско; оружие его блистало на солнце, зрелище было страшное… прусский строй вдруг развернулся в длинную кривую линию боевого порядка. До нас долетел страшный грохот прусских барабанов, но музыки еще не было слышно. Когда же пруссаки стали подходить ближе, то мы услыхали звуки гобоев, игравших известный гимн: “Господи, я во власти твоей!”… Пока неприятель приближался шумно и торжественно, русские стояли тихо, что казалось, живой души не было между ними. Но вот раздался гром прусских пушек…»

Впервые в XVIII веке потери русских войск были так велики: они составили половину личного состава, причем убито было больше, чем ранено, – 13 тыс. из 22,6 тыс. человек. Это говорит о страшной кровопролитности и ожесточенности сражения. Обычное же соотношение убитых и раненых было 1 к 3. Из 21 русского генерала 5 были взяты в плен, 10 убиты. В строю осталось только 6! Неприятелю досталось 85 пушек, 11 знамен, войсковая казна. Но и потери пруссаков были велики – свыше 11 тыс.

человек. Поэтому через день они не воспрепятствовали отходу русских с поля беспримерно жестокой битвы, залитого кровью и заваленного тысячами трупов людей и коней. Построившись двумя походными колоннами, между которыми разместили раненых, 26 трофейных пушек и 10 знамен, русская армия, растянувшись на 7 верст, несколько часов шла перед позициями пруссаков, но великий полководец так и не решился атаковать ее. Битва под Цорндорфом не была победой русских – поле битвы осталось за Фридрихом II (а в старину – это главный критерий победы на поле боя), но Цорндорф – это и не поражение. Императрица Елизавета по достоинству оценила происшедшее: посредине вражеской страны, вдали от России, в кровопролитнейшем сражении с величайшим тогда полководцем русская армия сумела выстоять. Это, как говорилось в рескрипте императрицы, «суть такие великие дела, которые всему свету останутся в вечной памяти к славе нашего оружия».