Императорская Россия

Анисимов Евгений Викторович

Стены Столовой залы, в которую входили гости, сверху донизу были завешены ценнейшими картинами. Там была вывешена 101 картина. Большой зал сверкал живописным плафоном, наборным паркетом из редких сортов деревьев, позолоченной резьбой, орнаментами и тремя сотнями огромных зеркал в простенках окон.

Легенды и слухи

Судьба янтарной комнаты

Янтарная комната была сделана по эскизам архитектора Андреаса Шлютера для дворца первого прусского короля Фридриха-Вильгельма I в Шарлоттенбурге. Это было истинное чудо света – подобным образом еще никогда не поступали с янтарем. Обычно его использовали в украшениях, инкрустациях, при оформлении мебели. Здесь же мастера, тщательно подбирая обработанные куски янтаря, создавали панели и мозаичные картины необыкновенной красоты. В Пруссии Янтарную комнату так и не собрали в отдельном помещении, и прусский король Фридрих-Вильгельм I, прославившийся скопидомством и презрением к роскоши, спрятал панели комнаты в цейхгаузе. Теперь неясно, при каких обстоятельствах она попала к Петру Великому. Скорее всего,

царь получил ее в подарок от короля (Петр не стеснялся выпрашивать понравившиеся ему шедевры), или король расплатился комнатой за содействие в получении Пруссией отвоеванной союзниками шведской Померании. Привезенные в Россию драгоценные панели так и не были нигде установлены до 1743 года. Тогда-то Елизавета и распорядилась установить их в своем Зимнем дворце. Там они простояли до середины 1750-х годов, когда поступил новый указ: «Ентарный кабинет» поставить в Царскосельском Екатерининском дворце. чтобы не повредить драгоценные панели, солдаты на руках их перенесли в Царское Село. Произошло это весной 1755 года. Архитектор Растрелли и мастер Мартелли полтора месяца устанавливали панели во дворце, причем зал, предназначенный для Янтарной комнаты, был немного великоват. Поэтому часть панелей была переделана, к подлинным панелям присоединили новые, сделанные краской «под янтарь», установили также зеркальные пилястры, золоченый фриз и другие интерьерные детали в стиле барокко. Вдоль стен стояли столики с янтарными статуэтками и другими поделками из янтаря. И хотя потом Комната переделывалась не раз, она сохраняла как основные идеи Растрелли, так и непревзойденное мастерство немецких мастеров Эрнста Шахта и Готфрида Тарау. В 1941 году немцы, занявшие Пушкин, демонтировали и вывезли шедевр из России. И с тех пор он как в воду канул. Многочисленные поиски на дне озер, в горных выработках, пещерах, крепостных сооружениях результата не дали – Янтарная комната исчезла безвозвратно. Возможно, она была уничтожена во время налетов союзной авиации на Германию, возможно, ее разрушили – отдельные части ее иногда всплывали на рынке антиквариата. Как бы то ни было, советские реставраторы, не дожидаясь возвращения Янтарной комнаты, начали ее восстанавливать по сохранившимся чертежам и черно-белым фотографиям. Эта работа была закончена в начале 2000-х годов. И хотя их произведение заслуживает внимания, но, учитывая уникальность, неповторимость янтаря, можно утверждать, что создана новая Янтарная комната, тогда как судьба шедевра Шахта и Тарау так и остается неизвестной.

Заглянем в источник

Сделано так было не случайно. Современник Елизаветы, французский дипломат де ла Мессельер вспоминает, что посреди праздника в Большом зале «все шторы были разом спущены, и дневной свет внезапно заменен блеском 1200 свечей, которые отражались со всех сторон в многочисленных зеркалах… Загремел оркестр, состоящий из 80 музыкантов… Вдруг мы услышали глухой шум, имевший нечто величественное. Двери внезапно отворились настежь, и мы увидели великолепный трон, с которого сошла императрица, окруженная своими царедворцами, и вошла в Большую залу. Воцарилась всеобщая тишина…».

Ради таких мгновений и строился дворец для Елизаветы…

Застолье в середине XVIII века

С петровскими реформами изменилась не только одежда, но и еда русских людей. Как известно, Петр Великий отдавал первенство европейским деликатесам, лимонам, французским и венгерским винам. Одним из первых зданий новой столицы стала кофейня, где – по примеру Голландии – можно было выпить чашечку кофе или чая. Естественно, и в XVIII—XIX веках головой всему был по-прежнему хлеб. В пекарнях, наряду с традиционными хлебами, выпекали белые крупчатые хлеба (французские), различные булки и кренделя. Но по привычке многие русские (особенно из простонародья) предпочитали черный (ржаной) хлеб, да и дворяне, вернувшись домой после долгих путешествий по Европе, не могли насладиться этим чисто русским хлебом.

Мясные ряды, бойни, издаваемые ими тяжелые запахи, были непременной частью всех городов России. Летом в крупные города из ближних и даже дальних мест на убой гнали огромные стада (коров, овец, свиней). Зимой же сотни, тысячи возов с битым мороженым мясом пересекали городские заставы. Но кажется, что дичь составляла важнейшую часть мясного рациона всех слоев общества. Утки, глухари, рябчики, зайцы повсюду продавались очень дешево – окрестные леса ими кишели. Нередко было и мясо лосей, медведей. Повсеместно ели мясо в вареном, жареном, копченом виде. Во времена императрицы Анны Иоанновны сенаторов упрекали в том, что во время заседаний они не слушали дела, а ели крендели с сушеными рябчиками. Видно, это было обычным блюдом, чтобы «заморить червяка» в ожидании обильного обеда, что-то вроде сэндвича. Знатоки ценили хорошо приготовленные поваром внутренности: «баранье легкое, налитое молоком и яйцами», «жареные бараньи мысли» (то есть мозги), сердце, почки, печень. Впрочем, печень была самым бросовым мясным товаром. Все простолюдины покупали ее почти задаром.

Заглянем в источник

Рыбный стол был традиционно разнообразен и давал истинное спасение от голода во время постов. Всюду, в еще не загрязненных промышленностью водах ловили щук, судаков, лещей, сигов (их чаще всего засаливали). Любили копченую селедку. В Петербурге была в большой моде ладожская селедка, по мнению иностранцев, отвратительно пахнувшая. Она была излюбленным деликатесом простолюдинов. Иностранец, побывавший в Петербурге петровских времен, замечал: «Рыбой полны все воды. Она разных сортов и отличного вкуса. Особенно следует назвать один вид речных рыб, который они (русские. – Е. А.) называют хариусом». В XVIII—XIX веках непременной частью пейзажа русских городов, стоявших на реках, были так называемые «рыбные садки» – загородки

в воде, из которых продавец мог достать любую понравившуюся покупателю живую рыбу. В Петербург их доставляли с Волги и с других рек в специальных баржах с проточными трюмами. Зимой с побережья Белого моря в центр государства шли рыбные обозы с мороженой рыбой, особенно треской. С одним из таких обозов, как известно, прибыл в Москву в 1711 году Михаил Ломоносов. Славилась и русская икра (красная и черная); добываемую на Волге и Яике, ее ели, как и раньше, с уксусом, лимоном, слегка подсаливая. Да и позже она не была деликатесом. Ели ее все: и богатые, и простолюдины, причем волжская вобла считалась «ужовистей» икры. Ценились и разные виды сушеной рыбы, а также рыба горячего и холодного копчения – треска, лещи. Английская гувернантка Элизабет Джастис, жившая в Петербурге в середине 1730-х годов, не может скрыть восторга, описывая рыбные блюда, которыми лакомились петербуржцы:

«У русских в большом изобилии рыба… Самой ценной мне показалась рыба, которую русские называют стерлядью… Эта рыба чрезвычайно сочна, и вода, в которой она варится, становится желтой, как золото. Стерлядь едят с уксусом, перцем и солью. У русских чрезвычайно хороши судаки и икра, которую добывают из осетра. Большую часть икры они кладут под груз и отправляют в Англию. Но такая не идет в сравнение с местной. Икру едят на хлебе с перцем и солью, и вкус у нее как у превосходной устрицы… Я обедала с русскими в Великий пост и видела, как они с аппетитом ели сырую спинку лосося. Сняв кожу, они режут спинку на большие куски, затем намешивают в тарелке масло, уксус, соль, перец и поливают этим лосося. У них есть маленькая рыбка… ее жарят и подают на стол в одной и той же посуде. Все дело в том, чтобы есть эту рыбку горячей и хрустящей».

Совершенно ясно, что речь идет о знаменитой петербургской корюшке.

Из овощей особенно ценились репа, горох, капуста, огурцы. Картофель (тогда его называли «тартуфель») стал получать широкое распространение лишь во второй половине XVIII века, а в середине века он долго воспринимался как экзотический продукт. Недаром за столом И. И. Шувалова его подавали с ананасом. Картофель – ныне привычная пища сельской местности – сажали тогда только в дворцовых садах и огородах, а также богатые помещики у себя в имениях. Во всех слоях общества ценились как полезные и лечебные редька, чеснок и лук, которые ели с разными кушаньями и отдельно в качестве закуски. Подобное увлечение порой придавало людям XVIII века особый «русский дух», на который обращали внимание иностранцы. Из мемуаров неизвестного поляка времен Елизаветы Петровны мы узнаем:

Я стоял (на часах в путевом дворце. – Е. А.) когда императрица, направляясь в комнату, сказала своему гофмаршалу Шепелеву, что не пора ли выпить водки и с редькою. Заметив, что гофмаршал затруднялся, где последнюю добыть, я предложил ему мою собственную, необыкновенной величины. Так как господин Шепелев меня хорошо знал, то и согласился принять мое подношение, предложив мне самому поднести редьку Ее величеству. Елизавета Петровна при виде редьки покраснела, но дала мне поцеловать руку и спросила о моем имени, отчестве и чине. Ответив на вопросы, я возымел надежду сделаться, по крайней мере, ротным командиром, вместо того Ее величество только приказала своему гофмаршалу дать мне рюмку водки и сто рублей.

Повсюду спросом пользовались брусника, морошка и клюква. Моченые, они шли как приправы к разным блюдам, из них также делали напитки. В Петербурге более всего ценилась клюква из Новгородской губернии, причем горожане потребляли более 20 пудов клюквы в год на душу! В Петербург и Архангельск завозили из-за границы на судах свежие, засоленные и засахаренные фрукты, порой экзотические. Сама Россия была щедра своими фруктовыми садами, в которых вызревали яблоки, груши, сливы. Однако в рационе крестьян плоды культурных садов были редкостью. Простолюдины больше налегали на «дары лесов» – ягоды, сбор которых летом был обязательным для деревенских женщин и детей, как и сбор грибов и орехов. Да и помещики брали ягоды и грибы в виде оброка со своих крестьян, а также постоянно гоняли дворовых в лес на сбор ягод. Ведь нет на свете ничего слаще и ароматнее лесной земляники и малины. Чтобы крепостные девушки украдкой не ели ягоды, их заставляли непрерывно петь.

Водка, пиво и мед – традиционные русские напитки, существенно пополнились другими напитками, родиной которых были страны Европы. Водка, называвшаяся тогда вином, была двух видов – «простое» (первой перегонки) и «двойное» (повторной). Пили также разные настойки на водке (так называемый «пенник», «травник»), которую настаивали на ягодах и травах. В ходу были разные сорта водки. Как известно, Петр Великий каждый день выпивал рюмку любимой им «анисовой» водки. Цирюльник Ерофеич в 1726 году составил «декохт посполитый» или «елексир секретный на разные болезни с ингредиенцией… наливши можжевеловою водкой». Целебный травник получил имя изобретателя – «Ерофеич». Также возникли настойки «Трофимовка», «Августиновка» и т. д.

Водка в России стоила смехотворно мало. На полкопейки в начале XVIII века можно было купить почти литр водки. В середине столетия ведро пива стоило 33 копейки. Русские люди охотно пили также английское пиво, полпиво (легкое пиво), а также портер, появившийся в России в конце XVIII века. Пиво не считалось напитком знати. Недаром императрицу Елизавету Петровну в петербургских салонах упрекали в пристрастии к английскому пиву, что якобы говорило о низкопородности царицы – ведь она же была дочерью портомои Екатерины I! Сами знатные и родовитые давно уже забыли, что пили их отцы в допетровскую эпоху, и вслед за Петром Великим пристрастились к заморским красным и белым, сухим и крепленым винам из Франции, Италии, Испании, Венгрии и Германии. Прибывший в Петербург в 1739 году французский посланник маркиз де ла Шетарди привез с собой несколько тысяч бутылок шампанского и пристрастил к нему высшее русское общество, которое без этого шипучего напитка уже было невозможно представить. Оно служило признаком торжественности ситуации и подавалось к любому блюду, начиная с супа.