Императорские изгнанники
Шрифт:
*******
Макрон вернулся в дом Катона в сумерках и как раз вешал свой плащ в нише у двери, когда почувствовал присутствие кого-то позади себя и вздрогнул от неожиданности.
– Что тебя задержало?
– требовательно спросила Петронелла. Она наклонилась вперед и принюхалась.
– Вино...
– Я один раз выпил с другими центурионами после того, как когорта достигла лагеря. Нам нужно было обсудить кое-какие дела.
– Выпил один раз? Судя по разящему запаху, было больше чем один раз…
– Вполне возможно, что так и было, - сказал Макрон, слегка нахмурившись, словно
– Нет, я думаю, это был только один раз.
– Одна чаша? Или одна амфора?
– Петронелла ответила с презрением, затем повернулась и зашагала в сторону их спальных покоев.
– Где Катон?
– Макрон крикнул ей вслед.
– В своем таблинии. Он попросил передать, что хочет с тобой поговорить, когда ты вернешься. Это было несколько часов назад, заметь.
– Она повернула за угол и исчезла.
Макрон выдохнул с облегчением. Он легко отделался, поднял голову и прошептал краткую благодарственную молитву Бахусу за то, что тот не заставил его показаться таким пьяным, каким он себя чувствовал на самом деле.
Сняв доспехи и оставшись только в тунике и калигах, он отправился на поиски своего друга. Катон сидел на скамье возле своего таблиния, глядя на сад, в котором уже сгущались тени. Кассий, свернувшись калачиком, спал под скамьей. Катон держал в обеих руках по серебряному кубку и слегка улыбнулся, когда Макрон подошел к нему.
– Ты начал без меня, значит?
Катон сузил глаза и сморщил нос.
– А не наоборот?
– Возможно, я выпил одну или две чаши в лагере.
– Без сомнения. Как парни?
– Рады возвращению в Рим. Но они не слишком хорошо восприняли новость о тебе. Я переговорил с другими центурионами. Они поддержат тебя до последнего, если их вызовут для дачи показаний на каком-нибудь слушании.
– До этого может и не дойти. Мне приказано явиться на аудиенцию к императору через два дня, после игр. Тогда я узнаю свою судьбу. Но если дело дойдет до слушания или суда, то я буду благодарен, если за меня заступятся.
– Конечно, они будут. Они так и сказали. Я ожидал не меньшего, заметь. В когорте нет ни одного человека, который бы не знал, как мы тебе обязаны.
Катон был тронут этими словами, но ему было трудно принять их за чистую монету.
– Каждый офицер и солдат выполнил часть своей работы, Макрон. Мне повезло, что на моей стороне были хорошие люди, вот и все.
– Вот и все?
– повторил Макрон и быстро рассмеялся.
– Серьезно, парень, тебе нужно научиться принимать похвалу, когда она справедлива. Я не пытаюсь тебя подмаслить. С чего бы мне? Через месяц я больше не буду служить в армии, так что мне нечего выигрывать от лести. Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я никогда не буду тебя обманывать. Так что то, что я говорю о тебе, правда, и это правдиво в отношении каждого человека в этой плутоновой когорте.
– Ты преувеличиваешь...
Макрон пристально посмотрел на него, а затем нахмурился. Тепло вина в его жилах и легкая эйфория в сердце приободрили его.
– Думаю, пришло время кое-что тебе сказать. Я скажу это сейчас, потому что в ближайшее время у меня не будет такой возможности, и я не хочу ждать, пока выпью еще. Если ты понимаешь,
– Честно говоря, я понятия не имею, о чем ты говоришь.
– А, да пошел ты со своей скромностью. Расслабься. И держи рот на замке, пока я не закончу.
Макрон глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, в то время как Катон пытался скрыть свое веселье по поводу мрачного настроения своего друга.
– Катон, господин, ты, без сомнения, самый лучший офицер, которого я когда-либо знал, не говоря уже о тех, под чьим началом я служил. Один из лучших в любом легионе, который когда-либо существовал, и ты должен знать. Я полжизни прослужил в армии. Я видел все это. Видел, как эти феллаторские сынки из богатых семей приходят и обращаются с рядовыми как с грязью, хотя те едва отличают один конец меча от другого. Но ты, ты другой. Ты был всегда честен с самого начала. Ты учился этому ремеслу тяжелым путем и заслужил каждое свое повышение, которое получил. У тебя есть сердце, а также голова. Ты остер, как игла, и храбр, как лев. И ты заботишься о людях, и не думай, что они не знают об этом. По праву ты сейчас должен быть долбанным легатом. Если бы ты им стал, смею надеяться, Империя была бы гораздо более безопасным местом, и хорошим людям не пришлось бы так беспокоиться о волосатых варварах, пересекающих границу по ночам, чтобы выбить им мозги и сбежать с их женщинами...
Кассий заскулил, а затем зарычал во сне, подергивая лапками.
– Ты закончил? – требовательным тоном спросил Катон.
– Ты расстраиваешь мою собаку.
– Тише ты!
– Макрон ткнул в него пальцем.
– Я чертовски устал видеть, как ты не получаешь полноценные награды за свои достижения. Я устал видеть, как второсортные люди присваивают себе заслуги за твои успехи. Это неправильно. Будь я императором, я бы дал тебе командование всеми легионами, вот так.
– Он попытался щелкнуть пальцами, но средний беззвучно упал под большой палец. Он посмотрел на свою руку и безуспешно попытался снова.
– В любом случае, ты заслуживаешь не меньшего.
– Если ты так думаешь, - вежливо кивнул Катон, - было бы неплохо, если бы мы все пораньше легли спать. Я договорился, что завтра мы пойдем на скачки. Лучше всего нам как следует выспаться, чтобы мы могли прийти туда достаточно рано и найти хорошие места. Луций очень взволнован этим.
– Фурии бы побрали эти гонки!
– Макрон схватил своего друга за предплечье.
– Я говорю тебе, почему ты должен, на хрен, гордиться тем, чего ты достиг. Ради богов, прими это. Прими то, что я сказал, как правду. Я должен был сказать тебе раньше... Я горжусь тобой, парень. Я знаю, что ты мой командир и...
– Больше нет.
Макрон поднес палец к губам и нахмурился.
– Позволь мне закончить. Ты мой командир... мой брат по оружию... мой друг. Но ты также был мне как сын. Это то, что я чувствовал. И ты оказался настолько хорошим, насколько может надеяться любой отец. Ты поймешь, что я имею в виду, когда Луций вырастет. Он счастливый маленький ублюдок, у него есть ты, на которого можно равняться и уважать. У меня этого никогда не было. Мой отец был никем.
– Значит, он был лучше моего, - ответил Катон.
– Мой отец родился рабом.