Императорские изгнанники
Шрифт:
– Я тебя не узнаю, - сказал Катон.
– Кто ты?
– Поллен, хозяин.
– Как долго ты член моего дома?
– Семь месяцев, хозяин. Кротон купил меня на невольничьем рынке, когда умер предыдущий садовник. Я отвечаю за сад и терму, - в голосе мужчины слышался отчетливый акцент. Однако который Катон никак не мог распознать – новый раб определенно вырос не в Риме или его окрестностях.
Катон кивнул.
– Откуда ты знаешь, что я твой хозяин?
– Я был в саду, когда ты вчера вернулся.
– Понятно. Итак, мое запоздалое приветствие, Поллен. Выполняй свой долг и преданно служи мне, и мы оба от этого только выиграем.
– Да, хозяин. Я буду, - категорично ответил Поллен, и Катон задумался, слышал ли он в голосе этого человека нотку негодования или, возможно, ему это показалось.
– Кто владел тобой раньше?
– Сенатор Сенека, хозяин.
– Сенека? Почему он продал тебя?
– Мы разошлись во мнениях по поводу вырубки деревьев в его саду, хозяин.
– Ты выразил несогласие?
– Катон приподнял бровь.
– Ты осмелился не согласиться с сенатором?
– Да, хозяин. И меня избили за это, прежде чем меня увезли на продажу.
– Тогда я надеюсь, ты усвоил урок. Быть рабом – все равно что быть солдатом. Оба должны подчиняться приказам. Если ты хочешь остаться здесь, ты не будешь проявлять ко мне такое же неповиновение, как к Сенеке. Если ты решишь повторить такой проступок, то вернешься на невольничий рынок. Выполняй свой долг здесь хорошо, и о тебе позаботятся со всей справедливостью. Я ясно выражаюсь, Поллен?
– Да, хозяин.
– Хорошо. Тогда продолжай свою работу.
Катон вошел в вестибулум и увидел одежду Аполлония, аккуратно сложенную на табурете, рядом с его калигами. Он расстегнул пряжку своего плаща и положил складки на небольшую деревянную скамейку, затем снял доспех и разделся. Поллен все еще был в его мыслях. Хотя он был терпимым хозяином по отношению к горстке своих рабов, он ожидал от них того же, что и от людей под его командованием. Он сделал паузу и улыбнулся, поправляя себя: людей, которыми он командовал. Он решил поговорить с Кротоном о новом рабе. Если Поллен поселился в доме и не доставлял хлопот, значит, все в порядке. В противном случае его бы предупредили, и если бы с его поведением возникли проблемы, его бы продали. В любом случае, несмотря на то, что раб утверждал по поводу того, как он покинул предыдущий дом, тот факт, что он был связан с Сенекой, оправдывал в данный момент подозрительнное отношение к нему.
Раздевшись догола, Катон взял с полок в аподитерии одно из льняных покрывал и полотенце и направился в тепидарий. Там было пусто, поэтому он сразу же перешел в кальдарий, где жар стоял уже во всю мощь раскаленных камней, отдернув кожаную занавеску в арке, разделявшей их. Аполлоний сидел на скамейке напротив, его тускло было видно в свете маленького стеклянного окошка. Его жилистое тело блестело от пота, он поднял глаза и слегка поднял руку в знак приветствия.
– Так скоро вернулся из лагеря?
Катон сел на скамейку напротив и кратко рассказал о том, что произошло. Аполлоний прищелкнул языком.
– Это
– Совершенно верно, - с чувством согласился Катон.
– Кажется, я все-таки не смогу предложить тебе место в моей когорте. Я сожалею об этом.
Вольноотпущенник на мгновение задумался.
– Жаль. Но еще не все потеряно. Расследование может оказаться в твою пользу.
– Это возможно.
Аполлоний внимательно изучил выражение лица Катона.
– Но вряд ли, так будет.
– Я не входил в число людей, назначенных лично Бурром. Я получил командование благодаря влиянию Нарцисса.
– А его уже давно нет, - подумал Аполлоний.
– Значит, у тебя во дворце нет покровителя, который бы охранял твои интересы. Непростая ситуация.
– Мягко говоря.
– Разве в Сенате нет никого, к кому ты можешь обратиться за поддержкой твоего расследования?
Катон доверял одному сенатору, который, по его мнению, мог предложить ему некоторую помощь. Веспасиан был командиром Второго легиона, когда Катон присоединился к его рядам. С тех пор их пути несколько раз пересекались, и Веспасиан был впечатлен его службой. Однако в настоящее время сенатор не имел большого влияния, и Катон решил, что идея обратиться за помощью к своему бывшему командиру выше, чем его гордость.
– Нет. Я сам по себе. Я сам с этим разберусь.
Аполлоний вздохнул.
– Тогда это твои похороны. Но если я могу чем-то помочь, я буду счастлив.
– Если уж до этого дойдет. . . Но я благодарен тебе.
Наступила короткая тишина, когда Катон почувствовал, как пот начинает выступать на его коже, образуя бусинки, а затем стекать вниз.
– Учитывая мою ситуацию, ты можешь захотеть связать себя с кем-то другим. Я пойму, если ты захочешь так поступить.
– Пока нет необходимости в этом.
Катон на мгновение внимательно посмотрел на агента. Он начал ценить острый ум Аполлония и осмысленное понимание мира. Более того, он встречал мало людей, которые были столь же искусны в обращении с оружием, как вольноотпущенник. Несмотря на то, что они вместе служили в посольстве Корбулона в Парфии и сражались бок о бок, Катон был обеспокоен тем, что он имел лишь самое базовое представление о характере и мотивах человека напротив. Он почувствовал побуждение узнать больше, и изменение обстоятельств воодушевило его выйти за рамки социального приличия.
– Скажи мне, Аполлоний, почему ты оставил службу у Корбулона и присоединился ко мне?
– Это было достаточно простое рассуждение. Корбулон уже человек вчерашнего дня. Мне нужен покровитель с будущим. Я думал, у тебя есть потенциал. Я все еще так думаю.
– Корбулон человек вчерашнего дня?
– Катон покачал головой.
– Ему даны важные полномочия. Он собирает большую армию для вторжения в Парфию. Если ему это удастся, он получит триумф и станет любимцем толпы и Сената. Я бы сказал, что он далек от того, чтобы заслужить такого рода эпитет в отношении своих аукторитас и дигнитас.