Императорские изгнанники

Скэрроу Саймон

– Вон там.
– Макрон указал на пустые скамейки рядом с барьером, с которых открывался вид на песочную арену.
– У нас будет хороший обзор команд на старте и финише каждой гонки.

– И мы сможем увидеть императора, - взволнованно добавила Петронелла. Как и многие другие представители ее социального статуса, она была очарована членами императорского дома и их делами, что было на удивление неизбежным.

Они заняли свои места, Луций положил руки и подбородок на поручни, пока он смотрел на ряд арок в конце цирка, где было видно, как команды готовят колесницы и проверяют поводья и крепления перед тем, как впрячь лошадей. Горстка обслуживающего персонала разгребала песок, в то время как другие несли корзины с бинтами на носилках к постам

для лечения травм на спине – овальном островке, который проходил посередине арены. Взошло солнце и наполнило стадион светом и теплом. Ряды сидений тянулись примерно на шестьсот шагов от их места до изогнутых скамей в дальнем конце арены. Одного масштаба сооружения и мерцающей массы десятков тысяч зрителей было достаточно, чтобы гарантировать волнение и предвкушение, которые Катон видел в глазах своего сына, с удивлением разглядывающего окружающую его обстановку.

Макрон взъерошил кудри мальчика.
– Никогда не видел ничего подобного, а, парень?

Луций покачал головой.
– Как будто здесь собрались люди со всей Империи.

– Не совсем, - улыбнулся Макрон.

Прибыла первая из групп сенаторов, мужчин, одетых в белоснежные тоги, обнажающие широкую красную полосу на плече их туник, старательно пытающихся выглядеть максимально достойно своего статуса, пока они шли к своим местам, останавливаясь, чтобы помахать группам своих клиентов, сидящих в общих рядах. Когда последний из них занял свои места в сопровождении своих жен и детей, внезапно раздался звук буцин и туб, и все взгляды обратились на императорскую ложу, и шум стих. Катон мог видеть отряд германских телохранителей, которые уже заняли свои позиции вокруг ложи. Когда медный рев затих, другие фигуры появились и заняли свои места, а затем наступила краткая тишина. Свежий хор нот вновь ее разбил, и в поле зрения появился бородатый юноша, который протянул руки к зрителям. Они зааплодировали и одобрительно взревели в ответ, и началось пение, которое быстро продолжалось до тех пор, пока звук не заполнил все трибуны. «Нерон! Нерон! Нерон!»

– Нерон!
– Луций забрался на скамью и ударил кулаком в воздухе, выкрикивая имя императора. Петронелла присоединилась, за ней последовали Макрон и Катон, хотя и с менее очевидным энтузиазмом.

Император поощрял приветствие, даже посылал воздушные поцелуи толпе в нарушение обычного императорского приличия. Макрон взглянул на Катона, и тот пожал плечами. Если Нерон решил быть кем-то вроде распорядителя игр, то кто он такой, чтобы спорить с человеком, который правил величайшей империей мира?

– Что он сейчас задумал?
– спросил Макрон, когда император расстегнул пряжку своего плаща и позволил ему упасть за спину. Когда раб поспешил подхватить его, Нерон уже поднялся на верхнюю ступеньку лестницы, ведущей к песку, и спустился к нему. Мгновение спустя он медленно вышел, махая толпе, и направился к ближайшим из двенадцати ворот, которые были закрыты для подготовки к скачкам. При его приближении щелкнули пружины, обнаружив двух служителей, выводящих четырех белых лошадей, запряженных в пурпурную колесницу, украшенную блестящими золотыми венками.

Катон рассмеялся в неверии.
– Я думаю, наш император воображает себя возничим.

– Он же не собирается делать это всерьез.
– Макрон возмущенно посмотрел на него. Одно дело играть для толпы, совсем другое – опуститься до роли обычного артиста.

Сопровождающие остановили упряжку лошадей и успокоили их, когда Нерон остановился, чтобы погладить одну по щеке, прежде чем развернуться и ступить на хрупкий помост гоночной колесницы. Он взял вожжи в одну руку, а вторую поднял, приветствуя толпу. Следом за ним обслуга следующих четырех ворот подготовили спусковые устройства и стояли в ожидании сигнала. Снова прозвучали тубы и буцины, на этот раз из самого центра арены, и когда стартовый судья поднялся на свой подиум, толпа затихла и в возбуждении подалась вперед.

Нерон взял поводья обеими руками и расставил ноги, глядя на семь позолоченных дельфинов над

трибуной. Чиновник схватился за рычаг, остановился, а затем опустил его. Над ним первый из дельфинов наклонился вперед, как будто нырнул в море. Четыре из ворот раскрылись, и колесницы красных, синих, зеленых и белых команд, одетые в туники соответствующих цветов, щелкнули поводьями, заставляя своих лошадей действовать. Колеса закружились, песок и камешки взлетели в воздух, и колесницы устремились к колеснице Нерона. Император щелкнул поводьями, и его упряжка лошадей помчалась вперед, перейдя в легкий галоп по второй команде возницы. Он постепенно увеличивал темп до устойчивого галопа, который соответствовал темпу, на который были способны лошади. Позади него другие возничие держались достаточно поодаль, чтобы остаться позади лидера с хорошим отрывом, пока толпа одобрительно ревела.

Макрон наклонил голову к уху Катона, чтобы убедиться, что его услышат сквозь шум.
– Есть идеи, какие есть шансы на победу императора? Не могу представить, чтобы принимали ставки на этот фарс.

Несмотря на это, толпа продолжала аплодировать, когда Нерон приблизился к дальнему концу стадиона и перешел на рысь, чтобы сделать поворот, вынуждая следующих возничих сделать то же самое. На короткое время гоночные команды скрылись из виду, когда они продолжили движение по дальней стороне спины, затем снова появился Нерон, все еще лидирующий в гонке, и осторожно обогнул ближний конец спины, когда второй дельфин опустился, чтобы просигнализировать о начале следующего круга.

– Император все еще впереди!
– Луций хлопнул в ладоши.

– Я знаю, - невозмутимо ответил Катон.
– Как удивительно…

– Как ты думаешь, папа, он победит?

– Я был бы удивлен, если бы кому-то с его опытом и биографией удалось проиграть такую гонку.

По мере того как гонка продолжалась, толпа начала уставать от столь напряженного зрелища. Аплодисменты, которые встретили Нерона, когда он пересек линию победы, были в лучшем случае формальными и мотивировались облегчением от того, что представление закончилось, а не каким-либо искренним признанием того факта, что император действительно мог мастерски управлять колесницей. Остальные команды остановились, возницы склонили головы перед императором-чемпионом в знак признания своего поражения, затем группа чиновников выскочила из-за их спин, их лидер нес венок победителя на большой красной подушке. Нерон схватил его и представил толпе, прежде чем возложить на свою голову и зашагал обратно к ступеням, ведущим к императорской ложе, под продолжительные аплодисменты облегчения. Тем временем команды колесниц с возничими вернулись к большой центральной арке главного блока, поскольку четверо стартовых ворот были уже подготовлены для следующей гонки.

Катон посмотрел на сына.
– Держу пари, ты никогда не думал, что тебе повезет увидеть, как император делает что-то подобное.

Луций усмехнулся и энергично покачал головой.
– Он может все, не так ли?

– Я подозреваю, что это то, что большинство людей говорят ему, да.

Внезапно изменился тон шума толпы вокруг императорской ложи, и Катон вытянул шею, чтобы посмотреть поверх голов сидящих в отсеке преторианцев. Император сидел на большом мягком кресле в передней части ложи. Рядом с ним была поставлена еще одна ложа, только немного меньшего размера, и рядом с ним села молодая женщина с короткими светлыми волосами в мерцающей пурпурной столе.

– Кто это?
– спросила Петронелла.
– Его жена?

– Клавдия Октавия?
– Катон прищурился и покачал головой. Это была не та женщина, которую он несколько раз видел с Нероном в императорском дворце несколько лет назад.
– Я так не думаю.

Теперь раздался хор насмешек, и Катон увидел, что некоторые из сенаторов повернулись, чтобы взглянуть на императорскую ложу, и что-то бормотали друг другу, осторожно указывая на женщину и усмехаясь.

– Если я не ошибаюсь, я бы сказал, что это Клавдия Актэ, его любовница.