Императорские изгнанники
Шрифт:
Макрон покачал головой.
– Мы те, кто мы есть, Катон, мой мальчик. Рождаемся ли мы в роскоши или в трущобах Субуры, в достатке аристократии или в рабстве, мы сами прокладываем свой путь в этом мире и справляемся со всем, что подбрасывает нам судьба. Важно то, что находится здесь.
– Он хлопнул себя по груди и уставился на Катона широко раскрытыми глазами, слегка покачиваясь.
– Ты понимаешь, что я говорю?
Катон посмотрел на него в ответ и мягко улыбнулся.
– Я понимаю тебя, хотя некоторым сейчас это трудно понять. И спасибо за твои добрые слова. Я всегда нуждался в тебе, мой друг. Если я когда-нибудь получу еще одно командование, мне будет трудно выполнять работу
– Ах, моя женщина.
– Макрон усмехнулся.
– Она будет не прочь побороться сегодня вечером, я ручаюсь. Мне нужно еще выпить, прежде чем я осмелюсь встретиться с ней лицом к лицу.
Он потянулся за кувшином, но Катон выхватил его.
– Нет. С тебя хватит. Иди к ней, Макрон. Пока она не пришла за тобой. Это мой совет.
Макрон с нежностью посмотрел на кувшин и кивнул.
– Хорошо...
Он неуверенно поднялся и повернулся в сторону комнат, которые были приготовлены для него и его жены, и с веселым взмахом руки вошел во мрак. Катон смотрел ему вслед, на мгновение, развеселившись, но потом его сердце сжалось от осознания того, что значительный отрезок его жизни подходит к концу. Он надеялся, что его ждут новые испытания, новые перспективы. Но там уже не будет Макрона, чтобы разделить их.
– Прощай, мой друг, - тихо сказал он и повернулся, чтобы еще раз окинуть взглядом свой перистиль.
*************
ГЛАВА ПЯТАЯ
Восходящее солнце все еще было скрыто за массивом Виминальского холма, пока Катон и его небольшая группа сопровождающих шли через Форум к Большому Цирку. Впереди высокие очертания императорского дворца на Палатинском холме были залиты розовым сиянием солнечных лучей. Катон взглянул на строение, осматривая колоннады и балконы, словно хотел увидеть императора или членов его семьи и свиту, но единственными фигурами в поле зрения были личные телохранители Нерона, высоченные германцы с длинными светлыми волосами, их доспехи и копья сверкали. Они были выбраны потому, что были пришлыми наемниками и не могли говорить по-латыни, и, следовательно, с меньшей вероятностью могли быть вовлечены в какие-либо заговоры против императора. Они также имели репутацию свирепых воинов, не проявляющих милосердия.
Катон вспомнил первую стычку, в которой он участвовал на границе на Рейне; когорта, в которой он служил, была заманена в ловушку, и когда он увидел приближающихся к нему варваров с безумным выражением лиц, ревущих свои боевые кличи, он впервые испытал настоящий ужас. Германцы были крупными, дикими на вид людьми, которые и в мирных-то условиях казались достаточно устрашающими. Поэтому неудивительно, что их выбрали для защиты Августа и каждого императора с тех пор. Катон содрогнулся при мысли о встрече с ними во дворце завтра.
Он не сомневался, что выполнил свой долг в меру своих способностей, и все же он был достаточным реалистом, чтобы понимать, что это ничего не будет значить в мире высокой политики, где люди его ранга разыгрываются и отбрасываются без всякого уважения, как если бы они были игральными костяшками. Невозможно было предсказать, какую судьбу они решат за него. Ему могут грозить сфабрикованные уголовные обвинения, изгнание и даже смерть. Или Нерон может восстановить его по своей прихоти. Его действительно волновала случайность всего этого. Если опасность, грозящая ему, была известна, он мог к ней подготовиться. Но эта ситуация? Он мог попасть в засаду с любой стороны.
Он крепко держал Луция за руку, пока они протискивались сквозь небольшую толпу покупателей
Катон почувствовал, как его сынок потянул его за руку, и посмотрел вниз.
– Почему они кричат?
– Сейчас увидишь.
– Он поднял мальчика так, чтобы тот сел ему на плечи, и схватил его за лодыжки.
– Видишь там человека, Луций?
– Да.
– Он возничий одной из колесниц.
– Он, должно быть, знаменит. Все аплодируют.
– Все возницы известны. Как и все гладиаторы-чемпионы.
– Мы будем болеть за него?
– Нет, яйца Юпитера, нет!
– воскликнул Макрон. Синие? Никогда! Кучка обманывающих мое ожидание ублюдков, которые пытаются сжульничать на каждой гонке. Наша команда это красные, парень. Гордость Субуры.
– Красные?
– Луций посмотрел на Макрона, который энергично кивнул и приложил ладонь ко рту.
– Вперед красные!
– проревел он.
– Вперед красные!
– эхом с готовностью отозвался Луций, его пронзительный голосок рассек толпу. Те, кто находился в тылу толпы, обернулись и посмотрели на них.
– Я думаю, что на данный момент достаточно, Луций, - сказал Катон.
– Береги дыхание на потом.
Петронелла уперлась локтем в бок Макрону.
– А ты можешь замолчать и все такое? Никаких драк, пока мы не войдем внутрь, а?
– Нет, любовь моя, - сдержанно ответил Макрон, а затем подмигнул Луцию в тот момент, когда Петронелла отвернулась.
Они пробились среди продавцов подушек, отрезов цветной ткани и закусок и поднялись по лестнице ко входу для зрителей. Места выше бортиков, предназначенные для простолюдинов, уже были заполнены, и стадион гудел тысячами глоток, время от времени пронизанных приветственными криками или хохотом. На втором ярусе сидений все еще оставалось много места, зарезервированного для тех, кто, как Катон, принадлежал к сословию всадников. Он протянул золотое кольцо на левой руке дежурному у барьера, и их провели.
Лучшими сиденьями были те, которые располагались по обе стороны от императорской ложи, ближе всего к ипподрому и рядом с местом, куда направлялись Катон и его небольшая группа. Эти места были зарезервированы для сенаторов и их семей, хотя никто из них еще не прибыл. Вместо этого их рабы были посланы вперед, чтобы зарезервировать места и приготовить подушки и другие удобства для своих хозяев. Другая группа рабов находилась в ложе императора, готовясь к прибытию Нерона и его свиты позже утром. Одни устраивали гирлянды, другие готовили небольшие жаровни, чтобы нагреть амфоры с ароматной водой, которая будет подслащивать воздух вокруг Нерона и его гостей.