Императорское королевство. Золотой юноша и его жертвы
Шрифт:
— Sie wollen mich ins Dunkl! Ich bin loyal! [107] Упийцы! Упийцы!
Поднялся переполох. Новоиспеченный симулянт устроил настоящий сумасшедший дом. Все сплелись в один плотный клубок, только Мачек и Ликотич отбежали в сторону.
— Охрана! Ребятки! Охрана!
— Herr Doctor, ich lass mich nicht ins Dunkl! [108]
— Рехнулся! — крикнул Мачек кому-то в дверь. Он убежден, что Розенкранц выдал его на следствии. А в дверях в это время появился Рашула. Остановился и смотрит.
107
Вы
108
Господин доктор, я не позволю сажать себя в карцер! (нем.)
— Симулянт! — кричит он и бросается вперед. Тем временем Розенкранц, отчаянно пытаясь убежать, увлек за собой весь этот клубок человеческих тел. Рашула ринулся прямо к нему. — Симулянт!
— Упийца! — Розенкранц вытянул руку, а Рашула ее схватил.
— Doktor Pajzl ist tot, Sie Simulant! Schlag hat ihn unten Soeben getroffen! [109]
— Мутавац! Мутавац! — Юришич вырвался из свалки и выбежал за порог. Кричит там, но никто его не слушает.
109
Доктор Пайзл мертв, вы, симулянт! Сейчас его внизу хватил удар! (нем.)
— Hier muss man verr"uckt werden! — чуть не плачет от отчаяния Розенкранц и таращится на Рашулу в ужасном смятении. У Пайзла сердечный удар? Наверняка его не выпустили на свободу! — Aber… [110]
— Bl"oder Kerl! [111] Этот симулянт копирует Петковича в его сумасшествии. — Рашула отталкивает его и, засмеявшись, поворачивается ко всем остальным. Торопясь в суд, он узнал у охранника у ворот, что вначале туда вызывали Пайзла. И действительно, он как раз шел навстречу с иронической усмешкой: почему бы и нет, даже охранник знал, что Пайзл через минуту будет на свободе. Услышав шум на третьем этаже, Рашула вернулся туда; ему любопытно, что с Мутавцем, а там, видите ли, Розенкранц вздумал прикидываться сумасшедшим. Тотчас же смекнул, что надо ошеломить его выдумкой о смерти Пайзла. Задумано — сделано, и он продолжает теперь лгать уже всем остальным, поглядывая в сторону Мутавца и Юришича. — Истинная правда, лежит внизу мертвый!
110
Здесь можно сойти с ума! Но… (нем.)
111
Идиот! (нем.)
— Ах, как остроумно! — опять рассмеялся Мачек, раскусив обман.
— Тихо! — прошипел Бурмут и замахал руками, чтобы все расходились. А сам уставился на дверь, ведущую с лестницы в коридор. Оттуда донеслись знакомые голоса, все их услышали. Ликотич, а следом за ним Мачек кинулись в камеру, но было уже поздно. Дверь открылась, появился человечек в черном костюме, старый, в золотом пенсне на черном шелковом шнурке. Он внимательно оглядел коридор через стеклышки. Рядом с ним ростом чуть повыше и тоже в гражданской одежде тюремный инспектор. И начальник тюрьмы тут же.
— Что это? Что это значит? — гнусавит господин в пенсне. — Надзиратель, что это за беготня, что за порядки здесь у вас?
Бурмут вытянулся, щелкнул каблуками,
— Ваше превосходительство!
— Это безобразие, господин инспектор, — ледяным тоном цедит он. — Здесь надо навести порядок.
— Господин начальник, — передает нагоняй инспектор, — сколько раз я вам говорил и еще раз повторяю…
— Я, я… — растерянно бормочет начальник тюрьмы, — я надзирателю строго приказал, чтобы здесь были порядок и спокойствие.
— Здесь вольница, на тюрьму не похоже, как на городских гуляниях, — настойчиво продолжает председатель суда. — Это противозаконно. Лампа, вижу, разбита, смех, тут тебе и мертвец, и сумасшедший! Надзиратель, что это значит? Вы что, все с ума посходили? Так не должно быть!
— Ваше превосходительство, — встрепенулся Бурмут. — Я, как могу, навожу порядок, но что с воров возьмешь, потому и попали в тюрьму, что исправить их нельзя. А сейчас так уж случилось, потому что, потому что, — он показывает на Мутавца, — мертвец ожил, а сумасшедший, говорят, симулирует.
— Как симулирует? Что вы такое говорите? Вы не имеете права никого называть вором! Как ожил? Мертвый и вдруг живой, что это значит? — председатель суда направляется в канцелярию, где в дверях Юришич поддерживает Мутавца, и, переходя с шепота, говорит все громче, почти кричит:
— Господин Мутавац, ваша жена на свободе, рожает, может быть, у вас уже появился ребенок, очнитесь! — по рукам его течет теплая кровь изо рта Мутавца. Течет или уже перестала? Молча смотрит на него Мутавац широко раскрытыми глазами. Юришич тоже замолчал. Рядом с ним Майдак, он вытирал платком кровь Мутавца, но сейчас перестал, стоит окаменевший.
— Не очень-то он на живого похож, — заметил председатель, склонившись над самоубийцей.
— Кровоизлияние! Беспамятство! Но в сознание уже приходил, ваше превосходительство! — шагнул вслед за ним Бурмут и снова вытянулся.
— Кровоизлияние! Дело серьезное! — председатель выпрямился. — Вы позвонили врачу? А что с этим? — встрепенулся он и показал на Розенкранца.
После строгих замечаний председателя суда даже Рашула удалился в камеру писарей и слушает оттуда. Только Розенкранц остался в коридоре, застыл у окна. Ему стало ясно, что Рашула обманул его, сообщив о смерти Пайзла. Надо же было так обмишулиться в самом начале, да и Рашула все знает, и даже Бурмут разозлился на него. Все это отбило у него охоту продолжать симуляцию. Может, Розенкранц и прекратил бы ее или хотя бы отложил на потом, но когда он напал на Мутавца, тот, очевидно, снова потерял сознание, и Розенкранц страшно испугался, что Мутавац в самом деле умрет и тогда вина за эту смерть падет на него независимо от того, душил ли он его по-настоящему или только делал вид, что душит. Обезумев от ужаса перед таким исходом, он видел спасение только в том, чтобы продолжать притворяться сумасшедшим. Но как? Рашула говорит, что он подражает Петковичу! Надо придумать что-то новое: сегодня вечером он видел Сару, он увидит ее и сейчас, примется звать ее. Он растянул губы в улыбке, выпучил глаза, барабанит пальцами по стеклу, делает руками знаки, точно манит кого-то.
— Розенкранц, черт тебя побери! — входит в свою привычную роль взбешенный Бурмут.
В это мгновение Юришич непроизвольно и неожиданно выпустил из рук Мутавца, и тот глухо ударился головой о пол. Что это он держал в руках? Это были незрячие глаза, небьющееся сердце, бессловесное и бездыханное существо, труп, и все, что он говорил, он говорил мертвому! Зубы у Юришича застучали как в лихорадке. Он выпрямился, хотел крикнуть, но только прошептал:
— Умер от потери крови! Вы убили его, убили!