Императрица и смерть
Шрифт:
Орлана грела его руки дыханием и попыталась обмануть себя, когда они начали холодеть.
– Пора, наверное, - отстраняясь, произнёс Истемир.
Уродливые тени заплясали по стенам - корчились, кричали и плакали.
– Скажи мне что-нибудь хорошее, - попросила Орлана.
Он усмехнулся, привычно, одним уголком рта, посмотрел на неё, внимательно сузив глаза. Он был таким красивым, гораздо красивее Ордена.
– Думаю, ты станешь хорошей императрицей.
Орлана, краснея, вывернулась из его рук.
– Не ты ли это называл меня полной
Истемир погрозил ей пальцем.
– Это мне можно. А если кто-то другой назовёт, ты только скажи. Я ему руку оторву.
Слёзы всё равно покатились, хотя она думала, что иссяк их десятилетний запас. Опасаясь разрыдаться в голос, она зажала рот ладонью и кинулась ему на шею.
– Ты...
– Да, я знаю.
– Истемир похлопал её по спине.
– Я - самый лучший. Я всех спас, как обычно. Где моя награда?
На его плаще осталось влажное пятно. Орлана приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щёку.
– Ну вот, развела сырость, - заворчал он.
Орлана отступила на шаг, всё ещё не решаясь уйти, и шар пламени качнулся, как от порыва ветра: Истемир нагнулся к постаменту. Он взял в руки меч.
Не помутневшее от времени лезвие сверкало в белом свете.
– Вот, - сказал Истемир, пряча за серьёзностью наползающую на лицо улыбку.
– У тебя же сын? Отдай парню, когда подрастёт.
Орлана покорно приняла подарок. Меч оказался неожиданно тяжёлым и холодным - обжёг её руки без перчаток.
– Подожди, я не могу, - быстро заговорила она, - ты же так его обожал, а теперь отдаёшь?
– Ну, согласись, мне он не очень-то и нужен. Всё.
– Истемир взял её за плечи и развернул к выходу.
– Топай, мелкая. И не смей мне там помереть. Получишь потом.
Орлана впервые видела, какое серебристое марево стояло над императорским садом от осенних звёзд. Какая тишина - что слышно было даже, как бьются о каменный берег волны Сантарина.
Она шла по дальним дорожкам, над которыми покачивались шары белого пламени, и смотрела на звёзды. Тяжёлый меч в руках сверкал от их света, и голые чёрные деревья покрывались мохнатыми шалями.
Вокруг пламенных шаров парили невесомые, похожие на тополиные пушинки ночные насекомые. Они садились Орлане на мантию, и она не смахивала их - они слетали сами. Ночь над Альмарейном стояла прозрачная и тихая.
Губы ныли от улыбки. Орлана шла по восточному крылу. Там, где нестрашно вздыхал в старой тронной зале ветер, рассыпая по углам сухие цветы. Где пыль на мраморных ступеньках была встревожена лишь её шагами. Где раньше слышались звуки флейты Идриса.
В спальне оказалось тихо и пусто, Орлана положила меч на стол. Испачканное кровью одеяло до сих пор свисало до самого ковра. Из распахнутых настежь штор лился серебристый свет, и в нём вся комната была как на ладони. Скинув мантию, Орлана присела на край постели.
Как же много у неё ещё осталось дел... но город спал. Мирно колыхалось под лёгким ветром белое пламя. Она всего на секунду опустила голову на подушку.
Когда
Маги сажали деревья и выращивали цветы, они тратили свои силы на то, что можно было уничтожить одним движением - смять в руке нежные лепестки лилии, заставить оцепенеть лужицами мрака глаза маленькой нахохлившейся пичуги. Брызнуть бы белым пламенем на дорожки сада, чтобы забились в предсмертных судорогах, чтобы растаяли и потонули во тьме беспомощные язычки огня.
Раньше она хотела жить. Теперь всё это опостылело.
Роняя с пальцев капли тумана, Ида прошла по дорожке к самой ограде. Там, за ней, над городом стояло серебристое марево. Ещё выше, в тёмном небе, горели редкие звёзды, и к этим звёздам тонкими струйками поднимался серый туман.
Она обернулась в последний раз на замок, нашла взглядом единственное окно, которое научилась находить, сама того не желая, и шепнула ему что-то вроде прощания. Гримаса, похожая на улыбку, отчаянно дёрнула уголки её губ.
За тем окном спал мальчик, и синяя птица с взъерошенными перьями на загривке парила над ним, охраняя этот сон.
Орлана осторожно приоткрыла дверь в кабинет императора. Тонкая полоска серебряного света упала на пол приёмной. Сегодня комната ни во что не превратилась: Орлана слишком спешила.
На столе лежала книга, заложенная красной лентой примерно посередине, справа - стопка чистых листов, подставка для солнечных перьев. Слева, рядом с пачкой рукописных грамот, стояла статуэтка, тут же - фотография в простой деревянной рамке. Орлана знала, что на ней - она сама в чёрном плаще и под зелёным зонтом, и за её спиной плачет прямо в объектив камеры дождливый Нью-Питер.
– Папа!
– вскрикнула Орлана и бросилась на шею Зоргу.
Он успел подняться из кресла ей навстречу, поймал в объятья. Его мантия пахла так знакомо, хвойным лесом после дождя. Орлана уткнулась у неё лицом и долго не хотела отрываться, всё казалось, что момент кончится, и отец рассеется в серебристом мареве.
– Милая.
– Он поцеловал её в макушку.
– Как же я рад снова тебя видеть.
На секунду отстранившись, она вгляделась в его лицо, в родные глаза.
– Без тебя было так плохо, не оставляй меня больше.
– Орлана потёрлась щекой о его плечо. Всё стало слишком хорошо...
– Милая, - попросил Зорг, - присядь.
В лицо пахнуло полынным туманом, Орлана не заметила, как подкосились её ноги, и она оказалась в кресле. Император опустился рядом с ней на колени.
– Ты... не вернулся?
Он грустно улыбнулся, убирая с её лица коротко обрезанную прядь волос. Тонкие лучи Альмарейских звёзд пронзали комнату, они проходили сквозь него, не посеребряя волос. Они проходили насквозь.
– Я не могу вернуться, малыш.
– Но как же так, - растерянно забормотала Орлана, разводя руками, как заведённая кукла, - богиня обещала всё вернуть, мы же договорились, и Истемир сказал...