Империум человечества: Омнибус
Шрифт:
Тогда я вскинул голову и встретился с глазами Герхарта. Несмотря на мощь его речи, они были невозмутимы и полны холодного спокойствия человека, душу которого выжгло огнем его же собственных деяний.
— Пожалуй, в моем храме найдется лишь семеро, способных на такой выстрел, — сказал я. — Даже мне лишь однажды удалось сделать подобное.
— Ты веришь в божественную волю Императора? — спросил Герхарт.
— Да, — кивнул я. —
— Хорошо, — сказал Герхарт, выходя из кельи. — Тогда не промахнись.
Я отнимаю глаз от прицела и поворачиваю голову на юго-запад к Ораторской Башне. Куполообразное строение — единственная другая выгодная позиция для наблюдения за инквизитором. Красные предупреждающие символы проносятся по экрану, когда визор засекает тепловую сигнатуру за одним из угловых окон, украшающих пик башни.
Верховный спикер, его помощник и пятеро отпрысков, бывших там для поддержания видимости охраны, теперь, несомненно, мертвы. Справедливая цена за то, чтобы обеспечить местоположение цели.
Я снимаю визор и кладу на крышу рядом с собой, направив его точно на башню. Вытащив тонкий как нить инфокабель из оптического когитатора визора, я вставляю его во вспомогательное гнездо прицела, связывая их экраны.
Я возвращаюсь в положение для стрельбы.
Герхарт сейчас в самом разгаре речи, его руки выразительно мечутся туда-сюда. Я подавляю соблазн прочесть его речь по губам. В ближайшие минуты мне понадобится вся моя сосредоточенность.
Я медленно выдыхаю, удерживая прицел на инквизиторском кулоне. Он — маяк, наводящий мое перекрестье на центр масс Герхарта.
Он вскидывает руки, поднимая их с боков, как будто распинаясь перед толпой. Он никогда не представится легкой мишенью.
Мой визор передает в прицел одну-единственную руну.
Я стреляю.
Долгое мгновение я наблюдаю за происходящим.
Пуля, вращаясь в воздухе, устремляется к груди Герхарта. Она выпущена не из моей винтовки. За первой следует ещё одна. На этот раз моя. Я вижу смещение воздуха, остающееся на пути двух пуль, пока они несутся к инквизитору.
Мой снаряд ударяет первым…
Я выдыхаю.
…сбивая другой, прежде чем тот успевает убить инквизитора.
Пули сшибаются с кратким треском. Отпрыски Темпестус ломают строй и пытаются обступить Герхарта. Он отмахивается от них и устремляет взор к небесам, сотворяя знамение аквилы.
Я вскакиваю на ноги, сжимая в руке пистолет. Я открываю автоматический огонь по башне. Расстояние слишком велико, чтобы мои снаряды могли пробить толстые стены и убить стрелка. Я продолжаю стрелять. Этого достаточно, чтобы вызвать панику. Каменные осколки и смятые остатки пуль врываются во внутреннее пространство башни, вынуждая несостоявшегося ассасина сменить позицию. Я опустошаю магазин, наблюдая, как удаляется единственная тепловая сигнатура.
Проходит семнадцать часов, прежде чем я завершаю свою миссию.
Страху, как и всем болезням, нужно дать время укрепиться
Я следовал за разговорами о сломленном человеке, чьи глаза были темными чернилами смерти, а кожа пульсировала нездоровой энергией. Несостоявшемуся ассасину было некуда бежать: ныне лояльное население его избегало, он стал изгоем для остальных членов своего еретического братства. Они сами наложили на себя руки, в надежде, что Император простит им их грехи и защитит души от пастей демонов, что ожидают их по ту сторону.
Уголки моего рта растягиваются в редкой улыбке. Император не предложит им такого искупления. Не успею я пройти по обшитым листовым металлом улицам мануфакторумного района, как их души начнут корчиться в вечных муках.
«Коготь Змея» — ветхая деревянная хижина, стянутая остатками снастей — типичный представитель многочисленных отхожих ям, ютящихся вокруг военной гавани. Низкие табуреты кучкуются вокруг отдельно стоящих бочек. Импровизированные столы перекликаются с изможденными лицами одиннадцати завсегдатаев, чьи глаза старательно избегают меня. Я чувствую, как напрягаются гнилые бревна пола, когда вхожу внутрь с заливаемой дождем улицы. Тощий человек в багровых одеждах жречества спешно проходит мимо меня. Я делаю себе мысленную пометку насчет штрих-кода, вытисненного на плоти его шеи. Коренастый мужчина за барной стойкой исчезает в задней комнате. Пока я иду к стоящему в углу столу и сажусь за него, к моим сапогам прилипает устилающая пол деревянная стружка.
Я достаю из куртки пистолет и кладу его на стол. Десятеро из присутствующих сразу же вылетают за дверь, их уход нельзя назвать ни тактичным, ни изящным. Никому из них не суждено увидеть рассвет. Было время, когда я мог бы пожалеть этих людей. Их проступки не были преднамеренными, но грех, совершенный по неведению, все равно остается грехом, и невиновность ничего не доказывает. Их расхлябанность позволила Архиврагу безраздельно находиться среди них. Император же требовал от своих детей большего. Он требовал бдительности.
Человек, что сидел напротив меня, даже не оторвался от своей выпивки.
— Твое имя, — говорю я.
— Я знал, что кто-то придет за мной, — произносит он.
— Твое имя.
— Мое имя? — Он поднимает глаза, через гнилые пеньки зубов вырывается шипение.
— Каково твое имя?
— Сгинь и умри. — Он собирается встать.
Я двигаюсь быстрее, ловлю его руку, чтобы удержать на месте, а затем бью ладонью по горлу. Поперхнувшись, он пытается не упасть со стула.
— Скажи мне свое имя, и я дарую тебе милость Императора. Не скажешь… — я прервался, чтобы вытащить из складок пальто клинок, и положил его на стол рядом с пистолетом, — и мы проведем много времени вместе.