Империя Дикого леса
Шрифт:
— Шеймас! — заорала она, протянув руку сквозь прутья. — Шеймас, это я, Прю!
Но он не слышал ее и продолжал корчиться на полу, пытаясь засунуть пальцы в рот и ноздри. Его сотрясали судорожные вздохи, и он безуспешно пытался откашляться, крепко прижимая колени к груди. Наконец что-то случилось: из его горла послышался влажный задушенный звук, и из правой ноздри вылезло нечто коричневато-зеленое и очень вязкое, размером с грецкий орех. Выпучив глаза, он схватился и начал тащить; от маслянистого шарика тянулись тоненькие усики, переплетенные в запутанную сеть, которой он цеплялся изнутри за нос разбойника. Осторожно вытягивая
— Шеймас, — прохрипела она. — Бросьте его в окно, — казалось, это обязательно нужно было сделать; коричневый клубок всасывал в себя воздух и тикал уже просто оглушительно.
Собрав остатки сил, словно очень больной человек, которому отчаянно необходим глоток воды или пульт от телевизора, Шеймас схватил комок слизи в кулак и подполз к ближайшему иллюминатору. С трудом взобравшись на подвернувшийся ящик, он открыл окно и швырнул гадость в покрытые туманом воды.
Тиканье умолкло. Теперь Прю слышала лишь скрип корабля да стоны снастей.
— Где… — выдохнул разбойник. — Где я?
— Вы на корабле! А корабль плывет на Скалу.
Он посмотрел в ее сторону; внезапное осознание того, что это — его старая знакомая, свалилось на него, словно груда камней.
— Прю! — воскликнул Шеймас. — Прю Маккил! Чего это ты сидишь тут взаперти?
— Ну, если честно, вы как бы приложили руку к тому, чтоб меня сюда посадили.
— Я? — он принялся торопливо стирать с лица слой соплей и грязи, потом отвел руку, пытаясь разглядеть слизь на свету. — Что это была за дрянь?
— Губка. Плесень с Сухого Древа. Кто-то вас ею накормил.
— Кто?
— Не знаю. Кто-то из Синода.
Шеймас, казалось, принялся рыться в памяти; мгновение он пялился себе на ноги, а потом сказал:
— Синод. Сухое Древо. Вспоминаю. Я был на юге, так? Был я, значится, там… — воспоминания, видимо, хлынули волной, заполняя пустоты упущенного времени. — Я был послом. Послом от разбойников. Остался на юге после сражения при Пьедестале. Синод… они меня вызвали. Приняли к себе. Я не понимал, что делается, Прю, клянусь, не понимал.
— Все нормально, Шеймас. Это не ваша вина.
— Но что я наделал? Где остальные? Где Брендан? Что сталось с другими разбойниками?
Прю стиснула прутья решетки:
— Я думаю, то же самое. Они съели эту гадость. И вступили в Синод.
— Но как? — понимание накатывало постепенно. — Ты не думаешь… неужто я? Это я, что ли, их убедил?
— Вы что-нибудь помните?
— Нет, с какого-то момента в голове туман начинается, — он сосредоточенно прищурился. — Я помню встречу с Синодом. С такими ребятами в масках. Что-то про компенсацию за наши жертвы в сражении. Дальше все смутно. Хотя, может… О боги! — он съежился и уронил голову на грудь. — Теперь помню. Я поехал в Дикий лес. По поручению халифов. С запасом еды. Продовольствием. От Синода, — он посмотрел на Прю невидящим взглядом. В глазах его стояли слезы.
— Это все я, так? — выдавил он. — Я скормил им эту дрянь.
Прю просто смотрела на него,
— Это не ваша вина, Шеймас, — сказала она. — Вас обманули. И отравили.
— А что потом? Как я… как мы очутились на этом корабле?
— Долгая история. Меня отправили на Скалу — это такой утес в океане. И приговорили к изгнанию. Навсегда.
— Да за что же?
— Похоже, я теперь враг. Как минимум, в глазах Синода. Эх, Шеймас, столько всего произошло с тех пор, как мы виделись в последний раз. Я была в разбойничьем лагере — сразу после того, как все ушли. Мы вместе с Кертисом были. Мы думали, что вас перебили кицунэ — чудовища-перевертыши — но, выходит, разбойники бросили лагерь еще раньше. Наверно, как раз когда вы пришли и накормили их плесенью… — она на ходу собирала кусочки истории в единую картину и не заметила, как искривилось лицо Шеймаса при напоминании о том, что он отравил своих товарищей-разбойников. — Я вернулась в лес, чтобы возродить Алексея, наследника усадьбы. Так мне сказало Древо Совета. А теперь… теперь… — тут Прю умолкла, пытаясь успокоить скачущие мысли. Она вспомнила внезапное ощущение, накрывшее ее в ночи, когда в бок корабля ударила волна и она почувствовала чье-то присутствие. — Я… я не уверена, — заключила она, — но мне кажется, что Александра вернулась.
Разбойник уставился на нее широко распахнутыми глазами, словно бы укладывая в голове все, что ему рассказали.
— Так, первым делом выберемся отсюда, — скомандовал он, вставая. — Возьмем свое. Освободим моих братьев и сестер, — он помолчал. — Кертис цел? Я ведь его не травил?
— Нет, он был со мной. Где он сейчас, не знаю. Мы разделились еще несколько месяцев назад; он отправился выяснять, что случилось с разбойниками, — Прю подергала решетку, проверяя ее крепость. — А насчет выбираться отсюда — даже не знаю, как это сделать. Там наверху — целая команда матросов. И мы уже так далеко от леса.
Шеймас встал, слегка пошатываясь, и подошел к иллюминатору. Выглянув наружу, он подтвердил ее худшие опасения:
— Кругом вода. Мы в открытом океане, Прю.
— Как такое вообще возможно? Разве это не за границей… не за внешним поясом?
— Туда плавают вот уже многие века. Даже я знаю про Скалу. Это руины старого замка на вершине камня, торчащего из воды. Говорят, его Древние построили. Скала была важным достижением. А потом, как и большинство творений Древних, она развалилась. Во второй эпохе ее начали использовать как наказание для самых страшных преступников — для тех, кто заслуживал худшей смерти, какую только можно себе представить: медленной и долгой.
— Почему никто Снаружи их не видел? В смысле, весь Портленд? По-моему, такой корабль трудно не заметить.
— Как и все торговые корабли, они плавают под защитой тумана.
— Дурдом, — прошептала Прю.
— Но нам надо тебя освободить, — сказал Шеймас, подойдя к решетке и хорошенько ее тряхнув. — Перво-наперво. Есть у меня ключ? — спросил он задумчиво и принялся рыться в складках своего балахона, но ничего не нашел. — Нет. Видно, тутошняя команда не доверит такую ответственность чокнутому фанатику.