Империя и одиссея. Бриннеры в Дальневосточной России и за ее пределами
Шрифт:
Не предполагал Жюль и никакой угрозы для своей рабочей силы. «Единственный элемент, время от времени могущий беспокоить население – это разный китайский сброд (преимущественно беглые солдаты), который производит набеги с целью грабежа. Но обыкновенно присутствие даже одного-двух европейцев держит этих бродяг на почтительном расстоянии». Жюль подробно анализировал разновидности доступного леса, способов его транспортировки, а также приводил сравнительный рыночный анализ цен и качества леса из этого региона и Соединенных Штатов. Все это – отнюдь не поверхностные заметки человека, пытающегося скрыть какие-то тайные мотивы.
Жюль явно намеревался основать выгодное лесозаготовительное предприятие при сотрудничестве с государством: и впрямь – без имперского одобрения было бы затруднительно обеспечить то значительное финансирование, которого требовал проект. Его собственный участок в Сидеми располагался лишь в одном дне пути от реки Туманной,
Совершенно невероятно, что Жюль выступал внештатным провокатором, однако такое допущение делает историк Уайт, замечая, что «официальные связи Бринера, судя по всему, были тесны, поскольку он получил концессию при содействии русского посланника в Корее. Более того, во время ее получения он служил в пограничной комиссии… С самого начала его концессия была тесно связана с официальными кругами, если не с официальной политикой» [36] .
Жюль всегда намеревался съездить в Санкт-Петербург за правительственным одобрением своего проекта на реке Ялу: намерение это упоминается в письме агента Витте Покотилова в Министерство финансов через несколько недель после того, как Жюль достиг соглашения с королем Кореи. Несомненно, Жюль рассчитывал, что концессия окажется привлекательна для экономического империализма Сергея Витте: в итоге, это русская промышленность легально брала под контроль корейскую территорию. Витте же с самого начала, похоже, связывал этот план со своим политическим противником Безобразовым. Однако, уже отказавшись от предложения Жюля, министр финансов со временем все же передумал. Как писал Александр Солженицын: «Тут Витте, снова в противоречие себе, соглашался присоединять Маньчжурию и даже открывать лесную концессию в Корее» [37] .
36
Уайт, стр. 32.
37
А. И. Солженицын. Красное колесо, Узел I: Август четырнадцатого, кн. 2, гл. 74. Цит. по: Собрание сочинений в 30 томах, т. 8, М.: Время, 2010, стр. 346.
Но каково же было намерение Николая при покупке концессии Бринера – и уплаты за нее из собственного кармана? По словам Солженицына, Безобразов убедил царя, что «наши экономические предприятия в Корее, лесная концессия, быстро начнут приносить фантастические барыши, и Восток окупит сам себя» [38] . Но с учетом огромных таежных просторов на русской почве это все же как-то неубедительно. Кроме того, царь проявлял интерес лишь к стратегическому местоположению концессии Жюля, а вовсе не к флоре и фауне, которые Жюль, самолично отправившись в экспедицию вдоль реки Ялу, исправно документировал. Для российского правительства это был лишь слабо замаскированный хапок земли – отнюдь не деревьев.
38
Там же, стр. 350.
План Безобразова, как его описывает Уайт, состоял в том, чтобы «концессия Бринера начала работу с организацией полуофициальной “Восточно-Азиатской промышленной компании”, устроенной так же, как британская “Ост-Индская компания”. Компанию эту следовало организовать и управлять ею так, чтобы ей не приходилось заботиться о дивидендах, а она бы сосредоточивалась на служении имперским интересам. Компания эта контролировала бы как местные дела, так и всю политику России на Дальнем Востоке» [39] .
39
Уайт, стр. 40, курсив мой.
Никто не сомневается, что всю эту схему привел в исполнение Безобразов – но каковы были его интересы в этом деле? Если верить Гурко, Безобразов «был фантазер, одержимый манией величия, роль царского советника прельщала его честолюбие, а возможность влияния на кардинальные вопросы государственной политики дурманила его слабую голову и окончательно скрывала от него общее положение страны за преследуемой им химерой владычества России едва ли не во всей Азии».
Именно подобная амбиция и тревожила Японию. В резком противоречии с доктриной экономического империализма Витте Безобразову со временем удалось убедить царя, что России необходимо продемонстрировать свою военную мощь на
Следующие несколько лет Япония старалась добиться от России разъяснений по поводу ее намерений в Корее, хотя истребление иностранцев во время Боксерского восстания, по сути, положило конец любым практическим мерам в регионе.
…Японский министр иностранных дел маркиз Ито, – писал Гурко, – осведомившийся о приобретении нами концессии в Северной Корее и встревоженный тем, что мы ввели в Маньчжурию значительную военную силу, которую, несмотря на подавление боксерского движения, по-видимому, не собираемся из нее уводить, вел с [бароном Р. Р. Розеном, российским посланником в Японии] по этому поводу весьма сериозные разговоры.
Маркиз Ито прямо заявил, что Япония вынуждена перекинуть свое владычество на часть Азиатского материка, так как население ее, вследствие естественного прироста, уже не может безбедно жить в пределах составляющих Японию островов. Такой частью Азиатского материка может быть, говорил Ито, только Корея, и притом преимущественно северная ее часть, так как Корейский полуостров и более южные части Восточно-Азиатского побережья, если не считать уже занятого Россией Ляодунского полуострова, столь густо населены, что о переселении туда японцев речи быть не может.
Маркиз отправился в Санкт-Петербург – дорога заняла более восьми недель, через Суэцкий канал – и ждал там несколько месяцев, но никто из имперского правительства его не принял и беседовать с ним не пожелал. Каковы бы ни были тогда намерения николаевского правительства, в этом состояла затяжная, трусливая и бесчестная неудача русской дипломатии, за которую впоследствии взыщется высокая цена.
Витте сам поехал на Дальний Восток с инспекцией и в октябре 1902 года посетил Владивосток, где встречался с влиятельными предпринимателями и общественными деятелями, среди которых был и Жюль Бринер, и «совершенно ознакомился с тем, что там делается на дальней окраине, и из всего… осмотра вывел мрачные заключения» [40] . Министра финансов особенно заботил рост иностранных предприятий на русском Дальнем Востоке: по этой причине он отменил привилегии порто-франко для иностранцев, которые в самом начале и привели сюда из Японии Жюля. Но тот сейчас был гражданином России, и это вполне отвечало его интересам.
40
С. Ю. Витте. Воспоминания: Царствование Николая II, т. 1, гл. 17.
Японский микадо Муцухито по-прежнему стремился к какой-то договоренности с Россией, но ситуация становилась все более угрожающей. Вскоре должен был войти в строй Транссиб, который теоретически мог перебрасывать русские полки на восток всего за несколько недель. Однако к тому моменту объезд вокруг озера Байкал еще не начали, поэтому и войскам, и обычным пассажирам приходилось переправляться через озеро на судне, а затем опять пересаживаться на железную дорогу. Более того, только что запустили Китайско-восточную железную дорогу – предприятие целиком русское: она пересекала Маньчжурию на юг, до самого Порт-Артура, и по этим вот рельсам русские войска могли оказываться всего в нескольких сотнях километров от реки Ялу. С японской точки зрения это беспокоило больше всего: в марте 1903-го лесная концессия заработала, а потому вооруженная охрана лесоразработок по контракту с корейским императором была оправдана.
К этому времени неверной рукой Николая II уже вовсю водили империалистские амбиции Безобразова, который в январе 1903 года съездил в Порт-Артур; в его распоряжении находились два миллиона рублей (40 миллионов долларов в сегодняшних деньгах) из личного царского фонда – «кредит… “на известное Его Императорскому Величеству употребление”» [41] . Кроме того, у него имелся план «о преобразовании управления Квантунской области в наместничество на Дальнем Востоке с подчинением наместнику всех наших войск и предприятий, находящихся в Маньчжурии», – по сути, квази-независимую вице-монархию. Чтобы не выглядеть карьеристом, взыскующим места для себя самого, Безобразов прельщает титулом наместника начальника Квантунской области адмирала Алексеева. «Под напором разыгравшегося честолюбия, – пишет далее Гурко, – Алексеев поддерживает Безобразова и в вопросе о концессии на Ялу».
41
Гурко, там же.