Империя и одиссея. Бриннеры в Дальневосточной России и за ее пределами

Бриннер Рок

Но магистраль к японскому нападению готова не была. Еще не проложили рельсы на 100-километровом объезде вокруг озера Байкал. Военный министр Куропаткин умолял правительство отложить начало военных действий до завершения прокладки дороги, но над ним систематически брали верх председатель Особого комитета по делам Дальнего Востока Безобразов, наместник Алексеев и сам Николай. Витте, «отец» железной дороги последние пятнадцать лет, уже вышел в отставку.

Меж тем японские агенты регулярно сообщали с Байкала в Токио, что магистраль не выдержит переброски всей военной мощи России на восток; кроме того, сообщалось, что толщина льда на озере – больше трех футов. Япония начала войну сознательно «в тот миг, когда Россия была уязвимее всего – когда лед на Байкале достиг такой толщины,

что с ним не справлялись ледоколы» [48] . В этот момент многотысячный поток войск на восток застопорился на берегах озера, затопив собой весь Иркутск.

48

Маркс, стр. 202. Мое изложение положения дел на Байкале в основном почерпнуто отсюда и из книги Дейвиса и др.

В полнейшем отчаянии российское командование приняло импровизированное и неслыханное решение. Пять сотен рабочих проложили 30 000 рельсов прямо по льду, покрыв ими 40 километров через озеро. Однако первый же состав оказался слишком тяжел – лед проломился, и паровоз пошел ко дну. Поэтому более 3000 вагонов принялись переправлять по льду на другой берег по одному, впрягши в них лошадей, а солдаты преодолевали замерзшее озеро пешим маршем или на санях, каждые несколько километров останавливаясь греться в бараках-времянках, построенных в этих суровых условиях. Тысячи людей оказались обморожены. Один целый полк в составе 600 человек заблудился в буране – все утонули или замерзли до смерти. Но все равно таким манером на другой берег удавалось переправлять до пяти воинских эшелонов в день, а также более 16 тысяч самоходных «пассажиров» и 9000 тонн груза. Однако план военных перебросок этим все равно далеко не выполнялся – сил для отражения губительного натиска японцев по-прежнему недоставало.

Четыре недели спустя японский флот обстрелял Владивосток. В два часа дня 6 марта 1904 года, когда первые снаряды упали вблизи бухты Золотой Рог, Жюль и Наталья увели пятерых детей (Леонид был в училище) в подвал. Весь город жил уже по законам военного времени – здесь размещалось 16 тысяч русских солдат под командованием генерал-лейтенанта Н. П. Линевича; японцы целили в их казармы. Однако в порту базировался маленький отряд русских кораблей, состоявший из нескольких крейсеров: ему и удалось отогнать нападавших прежде, чем они сумели нанести бомбардировкой значительный ущерб.

Два дня спустя деморализованный русский флот воспрянул духом – в Порт-Артур прибыл весьма уважаемый адмирал С. О. Макаров и принял на себя командование флотом с борта броненосца «Петропавловск». В конце же месяца японцы выманили «Петропавловск» из гавани, и он подорвался на минах; адмирал Макаров и около 700 членов экипажа погибли. Но к этому времени русский флот был почти полностью уничтожен, боевой дух моряков подорван, а подкрепление всё не появлялось. Лишь полгода спустя Санкт-Петербург отдал распоряжение 2-й эскадре флота Тихого океана выходить из Балтики на помощь – долгим путем вокруг Южной Африки, через Индийский океан на Дальний Восток. Было очевидно, что появление новых броненосцев, крейсеров и эсминцев в Японском море приведет к величайшему на свете морскому сражению.

К отходу эскадры из Кронштадтской гавани Николай II и императрица Александра выехали из Зимнего дворца – напутствовать войска и пожелать им победы. Но капитан эскадренного броненосца, названного в честь отца Николая «Император Александр III», публично ответил: «Вы желаете нам победы. Нечего и говорить, как мы ее желаем. Но победы не будет!.. Я боюсь, что мы растеряем половину эскадры на пути, а если этого не случится, то нас разобьют японцы: у них и флот исправнее, и моряки они настоящие. За одно я ручаюсь: мы все умрем, но не сдадимся…» [49]

49

Слова капитана 1-го ранга Н. М. Бухвостова цит. по: А. С. Новиков-Прибой. Цусима, кн. 2, ч. 1, гл. 6.

А на лесной концессии Бринера японские войска численностью

около 45 тысяч человек 30 апреля 1904 года перешли реку Ялу. На следующий день они оттеснили около 200 тысяч русских солдат, чьи потери насчитывали больше 2000 человек. По словам одного историка, «противник превосходил русских не только численно, но и хитростью и маневренностью, а результатом стала ошеломляющая победа японцев» [50] . Россия позорно проигрывала по всей Маньчжурии: на реке Шахэ свыше 210 тысяч русских войск потеряли почти 40 тысяч. При осаде Порт-Артура японские потери составили (по разным источникам) от почти 60 до свыше 110 тысяч человек, но на пятый месяц город ими был взят; России он стоил от 15 до 30 с лишним тысяч жизней, и это поражение непосредственно привело к массовым антивоенным демонстрациям в Санкт-Петербурге. Наконец при Мукдене, в крупнейшем наземном сражении за всю предыдущую историю, Россия понесла почти 90-тысячные потери в войсках численностью чуть больше 280 тысяч, Япония же потеряла «всего» 75 тысяч человек. То была исполинская война – и чудовищно разгромная для России.

50

Дейвис, стр. 97.

Но на этом унижения не кончились. После почти 8-месячного похода около 40 кораблей Тихоокеанской эскадры наконец достигли Цусимского пролива между Японией и Кореей. Адмирал Того, как и предсказывал капитан «Александра III», уже их ждал. Крупнейшее в эпоху додредноутных броненосных кораблей морское сражение длилось недолго. 19 кораблей было потоплено, 2 взорваны своими экипажами, среди них 7 броненосцев, 6 крейсеров и 5 миноносцев. Погибло свыше 5 тысяч человек, более 6 тысяч было взято в плен. Япония потеряла всего 117 человек.

К тому времени президент США Теодор Рузевелт уже несколько месяцев предлагал выступить посредником в мирных переговорах между Россией и Японией. Через десять дней после практически полного уничтожения российского флота царь Николай согласился отправить в Портсмут, Нью-Хэмпшир, высокопоставленного посланника для ведения мирных переговоров. Им стал не кто иной как Сергей Витте, кем Николай ранее пренебрегал, а после переговоров даже наделил титулом. На исход переговоров могло повлиять его демократическое поведение в Нью-Хэмпшире:

Я самым любезным образом исполнял все эти просьбы, свободно допускал к себе корреспондентов и вообще относился ко всем американцам с полным вниманием, – писал он. – Этот образ моего поведения постепенно все более и более располагал ко мне, как американскую прессу, так и публику… Я не сомневаюсь, что такое мое поведение, которое налагало на меня, в особенности по непривычке, большую тяжесть, так как в сущности я должен был быть непрерывно актером, весьма содействовало тому, что постепенно американское общественное мнение, а вслед за тем и пресса все более и более склоняли свою симпатию к главноуполномоченному русского Царя и Его сотрудникам [51] .

51

С. Ю. Витте. Воспоминания: Царствование Николая II, т. 1, гл. 27.

Мирные переговоры шли, пока японцы хозяйничали на Сахалине, а адмирал Того намеревался взять весь Владивосток в заложники. Именно этого с ужасом ждали все жители города – особенно после того, как газета «Джапэн Таймз» написала, что «раз пролив Мамия [Татарский] в наших руках, блокада Владивостока станет предприятием весьма действенным» [52] . Для пароходной компании Жюля Бринера возможность вооруженной блокады города виделась особенно жуткой.

Когда в конце августа Портсмутский мирный договор был подписан (что принесло упорному борцу за него Тедди Рузевелту Нобелевскую премию мира), «международный город» Владивосток Россия все же не сдала.

52

От 11 июля 1905 г. Цит. по: Уайт, стр. 224.