Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!»
Шрифт:
– Проклятый византиец!
От возмущения король дернулся в кресле. Его и тут обвели вокруг пальца. Русские оттяпали все восточные земли, населенные православными, а Берлину с Веной отдали мятежных панов.
И это еще не все – польский Данциг, что всегда был населен немцами, «дядюшка Петер», этот мерзавец в короне, нагло увел из-под носа. Теперь, даже если удастся подавить польское восстание, то попробуй торговать без наклада – русские поставят в устье Вислы таможню и введут свои пошлины. Не телегами же до Берлина везти?! И попробуй забери обратно!
На Висле уже стоят и нагло бряцают штыками восточные пруссаки,
Как можно, скажите на милость, с таким ушлым родственником дела общие иметь?!
Король вздохнул – ему расхотелось идти к своей Вильгельмине, только с ней находил утешение от тяжелых государственных забот. И, опять же, тем самым монарх вызывал серьезное недовольство знати. Еще бы, даровать любовнице титул графини – они бы поняли и охотно приняли королевское решение, но дело в том, что фаворитка являлась простолюдинкой, а найдена была чуть ли не на портомойне.
– Ну, что ж, может, мой брат Карл чего-нибудь добьется, – тихо пробормотал Фридрих-Вильгельм, хотя надежды на шведского короля возлагались меньшие, чем на османов. Но они имелись – война на два фронта вряд ли понравилась бы русским, и потерпи они неудачу… – Вот тогда я с тобой и говорить стану, «любезный брат Петер», – с угрозой в голосе и с нехорошей улыбкой пробормотал король. – Ты мне добром отдашь Пруссию, или…
Тут он осекся и тяжело вздохнул – даже в союзе со шведами его пруссаки вряд ли бы добились победы. Вот если бы еще кто-нибудь присоединился к ним, продлись война с Турцией подольше.
Надежда только на австрийцев, недаром этот сукин сын, цезарь, любит повторять, что лучше видеть на Босфоре чалму, чем шляпы.
Вот тогда вряд ли Петер устоит – ведь к этому времени Берлин с Веной окончательно утихомирят Варшаву, и их объединенная армия станет страшной угрозой для чванливого Петербурга. Да если еще поможет Лондон, то совсем будет хорошо.
– Питт поможет, ему еще больше венцев не хочется видеть русских в Проливах, – король с удовольствием припомнил, как в прошлую войну англичане решительно вмешались. И русские только утерлись и отступили, хотя ничего из завоеванного раньше не вернули.
Как знать, может быть, на этот раз они получат удар по своему ненасытному брюху доброй немецкой и английской сталью?! Лишь повоевали с турками хотя бы годик, как прежде, а там кто знает. Главное, успеть бы за это время поляков утихомирить…
– Ваше величество. – Дверь в кабинет открылась, и на пороге застыл секретарь с окаменевшим лицом. – Скверные новости…
Иркутск
– Смотрите, Екатерина Романовна, – Потемкин с кривой ухмылкой подошел к карте восточной российской окраины, что висела на стене в кабинете Дашковой с незапамятных времен.
Княгиня только меняла иной раз карту, по мере открытия новых земель и присоединения их к империи. И тут же давала очередное поручение университетской типографии отпечатывать новые карты, хотя это было весьма накладно.
Но, как говорят в народе, мир не без добрых людей – большинство нецелевых расходов,
– В позапрошлом году два моих брига обосновали здесь гавань. – Палец мужчины ткнул в большой остров, что расходился двумя лучами. Восточный соприкасался с тонкой цепочкой Курил, а западный касался большого острова Чоки – Сахалина.
– Он именуется Хоккайдо, – чуть наморщила лоб княгиня, припоминая название острова.
– У вас превосходная память, Екатерина Романовна. И вам ли жаловаться на нее, – Потемкин широко улыбнулся и не отказал себе в желании чуть поддеть женщину, с которой он дружил уже долгие годы. Но тут же сделался серьезным. – На острове живет народец, именуемый айнами. Плохо живет – с острова, что южнее, Хонсю, вот уже который год идет сильная экспансия японцев. Их воины-самураи просто режут этих айнов. Мы с ними столкнулись уже в прошлом году – дали, конечно, по зубам изрядно. Они все же с мечами и луками, а у нас винтовки. Но большую войну вести не можем – и народа, и войск с казаками у меня ничтожное число.
– Так договоритесь с японским…
Дашкова на секунду задумалась, мучительно вспоминая. На японских островах правил тенно, царь, власти реальной не имеющий. За него управлял один из знатнейших князей, именуемых дайме, и как его там?
– Сегуном, – наконец припомнила она название, отдаленно похожее на канцлера.
– Я бы и рад был. Два посольства отправил, а они им от ворот поворот сделали. Страна, дескать, для всех иностранцев, гэдзинами именуемыми, то бишь бесами в их языке, у них полностью закрыта. И северный остров их исконная вотчина…
– Да какая вотчина?! – неожиданно взорвалась княгиня. – Они этих айнов умерщвляют, как им заблагорассудится, а мы на это спокойно смотреть должны?! Нате выкуси!
– И я так считаю.
Потемкин любовался горячностью женщины, кровь в которой не охладела с прожитыми годами. За малым кукиш не показала, а сие о многом говорит – дела государственные за свои почитает.
– Но не в этом дело, Екатерина Романовна. Владивосток мой зимой замерзает, корабли в лед вмораживает. Гавань нам нужна, незамерзающая. И лучше, чем на Хоккайдо, нам их не найти. Не с японцами же большую войну начинать? А в Корею нельзя – я с китайцами договор подписывал, а потому по Амуру и Уссури спокойствие нарушать нельзя, слишком накладно для нас война с таким соседом обойдется. А с японцами совсем другое дело – они на остров претендуют, где наши корабли уже стоят. Надо им просто урок дать, чтоб отвадились.
– Так дайте же! Что вы, в самом деле, князь? Раньше сами вершили, а теперь в Иркутск приехали…
– Я потому здесь, что его величество, – Потемкин сверкнул единственным глазом, произнося последнее слово с иронией, – не только запрет на войну положил, но приказал корабли наши с гаваней оборудованных обратно увести! Вот так-то!
Остров Кадьяк
– Теперь я богат, – Онли снова пробормотал заветные слова, и перед его глазами предстал трюм «Морского орла», под завязку забитый «мягким золотом» – тысячами шкурок морских бобров и прочей живности, что в изобилии водились в здешних водах.