Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!»
Шрифт:
– Ты уж прости меня, но я подумал, что не дело царскому сыну в бою шпагой махать…
– Не дело, государь, – покладисто согласился Суворов, и такая уступчивость сразу насторожила Петра, – только напомни мне, старому дурню, кто это под Кагулом в драку с янычарами ввязался, да каску на нем надвое развалили! И на Гостилицком поле что-то подобное было, если я не запамятовал.
– Все, все, хватит. Меня сегодня все эти орденские истории вымотали в сто раз больше, чем военные хлопоты за месяц. Хватит! Адмиралы из-за крестов волками друг на друга смотрят.
– Так
– Не опоздал еще! Слушай меня. – Петр склонился над картой и повел по ней карандашом. – Примешь командование всей армией у Кутузова. До ноября нужно дойти тебе до Белграда и дальше – все православные земли под покровительство наше возьмешь.
– В Боснии цезарцы могут вмешаться, они добивать поверженных любят, – Суворов переменился за секунду, глаза цепко держали карту будущих походов и боев.
– Набей им сопатку да вышвырни падальщиков пинками. Потом извинись за ошибку. Православные наши, и нечего им на них зариться. До ноября управишься, а зима там поздно наступает, то откроешь эту шкатулку. Там для тебя подарок, и даже больше!
Петр поставил перед Суворовым маленькую резную шкатулку. Протянул от нее ключ. Фельдмаршал его принял, мотнул головою.
– Управлюсь, царь батюшка, потому взад не верну, не надейся. Разреши идти, дела воинские вершить!
– Сына только оставь, у тебя он воевать научился, пусть другому делу теперь поучится. Иди, мой друг! Только дай я тебя обниму!
Петр прижал к груди фельдмаршала на секунду и тут же оттолкнул. Тот в нетерпении, прихрамывая, стремительно вырвался из большого зала, где раньше заседал великий визирь. А император прошептал вслед:
– Хорошо иметь под рукой такого фельдмаршала…
Стокгольм
– Но кто это сделал?! Кто же?! – посол Семен Романович вот уже несколько часов не находил себе места, сидя за письменным столом.
Все эти годы, он, как ткет трудолюбивый паук свою паутину, создавал не только в Стокгольме, но и по всей Швеции серьезную сеть агентуры. И чего греха таить – она здорово помогла в эти суматошные дни, когда стало ясно, что король намерен объявить войну России.
Воронцов сразу стал готовить покушение на сумасбродного монарха – не столь безнадежное предприятие, как может показаться. Слишком многие в столице были недовольны решением Карла, и этим было не грех воспользоваться. Что он и сделал!
Но вся штука в том, что все его усилия оказались пропавшими втуне – Армфельт со своими людьми даже не приблизился к монарху. Не струсили или отказались – просто не успели. И финнам с «Вальгаллы» не удалось – их оттерли в сторону.
Час назад баронесса (он называл женщину только по титулу, даже находясь наедине с собой) сообщила, что заговорщики из гвардии также не добились успеха, чем ее
– Так что написать императору?
Воронцов потер лоб – приписывать себе чужие успехи он не желал категорически, прекрасно понимая, что при первом же разговоре Петр Федорович выведет его на чистую воду. И вздохнул, приняв решение написать правду – ведь так и так государь батюшка оценит его старания, тем паче что победителей не судят.
И награда будет желанной, хотя граф никогда не жаловался на полученную от монарха ласку. Помня о его сестре, что была возлюбленной, и об отце, Петр Федорович всегда выделял Воронцова. А полномочный посол не посланник какой-нибудь, генеральского ранга чин. И лент кавалерских у него две – не всякий «сапог» таким похвастаться может.
Семен Романович вздохнул, но уже с облегчением. Ее величество Елизавета Петровна, узнав о гибели мужа, впала в истерику, а сейчас горько рыдает, как обычная баба. Но, как показалось послу, в слезах этих немалое облегчение – супруг ей постыл.
А в самом Стокгольме новость восприняли на удивление равнодушно. Наоборот, третье сословие обрадовалось, недаром сегодня он уже несколько раз говорил с влиятельными людьми о перспективах увеличения торговли с Россией и о привилегиях, кои могут получить шведы от восточного соседа. Его поняли правильно, и уже к вечеру Воронцову донесли требования, что выдвинули банкиры, промышленники и купцы, – королем будет маленький Густав, а регентом при нем мать-королева Елизавета.
Вот только еще один слух получил еще большее распространение – попросить стать регентом деда короля, императора Петера, что принадлежит сразу к двум царствующим домам по крови. Причем он швед по отцу из династии Ваза, что намного важнее русской матери, Анны, дочери императора Петра Первого из династии Романовых.
Да и идея «вечного мира» с Россией уже не воспринималась с недоверием, наоборот, многие стали находить ее привлекательной. Признать императорскую власть, не поступаясь независимостью королевства, а взамен получить и силу, способную защитить, и мир с Данией, и Ливонию в пользование, потерянную три четверти века тому назад. О том и заговорили, а Воронцов торопился отписать Петру Федоровичу о позитивных достижениях.
– Процесс пошел, – пробормотал Семен Романович слышимую не раз от императора непонятную фразу и задумчиво потер переносицу, возвращаясь к мысли, что крутилась у него в голове целый день: – Но кто это сделал?! Кто же?!
Константинополь
– Много лет тому назад, в день Кагульской победы, я говорил с великим визирем Халиль-пашой! И дал ему слово, что если Оттоманская Порта примет мои условия, то я буду свято блюсти мир с ней и своим детям накажу. Если же нет, то буду воевать до тех пор, чтобы взять сторицей, намного больше предложенного! Вы об этом должны знать, как повелитель османов, хотя те времена от вас далеки.