Империя
Шрифт:
– Он послал им своего сына. Они скоро узнают силу его и любовь. Он даст им законы, он даст им истину.
– Замолчи! Он обрек собственное дитя на страдание! Им не нужны его законы! Им вообще ничего не интересно, кроме собственных желаний и удовольствий. Как вы мне все надоели со своими проповедями! Проваливай и передай Ему: хочет помочь несчастным – пусть попробует остановить Абигора, – рассмеявшись, произнес Марк.
– Ты дорог ему, но и они тоже, – со скорбью в голосе проговорил Падший, который, словно ниоткуда, появился за спиной Марка. Марк мгновенно обернулся, его глаза почернели, словно угли, а их взгляд стал похож на холодную, бесконечно глубокую бездну. Лицо, потемневшее и посеревшее, приобрело страшный, нечеловеческий вид. Метаморфоза была столь устрашающа, что Падший невольно отшатнулся назад, затем его тело свело мучительной судорогой, и он упал на мраморный пол и стал кататься по нему, извиваясь от боли и неразборчиво бормоча. Марк, присев перед ним на корточки, воскликнул
– Почему же он прислал ко мне такую тварь, как ты, а не пришел сам?!
После этого Падший немного распрямился и сразу резко сжался, рассыпавшись на миллиарды маленьких песчинок, которые мгновенно развеял ветер, взявшийся, словно ниоткуда, и тут же исчезнувший в никуда.
Было около полудня, когда Луций и его товарищи встретили Марка. Он с покровительственной улыбкой пожал им руки и предложил пройтись пешком до одного из чудес света. Парни впервые были в самом сердце Рима, и Марк любезно рассказывал им о том, что они видели, пока шли на представление. Дивясь всему вокруг, юноши лишь раскрывали рты от восхищения и жадно слушали красивые рассказы своего экскурсовода.
– Видите, вон там, на холме, красивое и высокое прямоугольное здание, окруженное со всех сторон колоннами? Это храм великих римских богов: Юпитера, Юноны, Минервы. Теперь у нас будет и отдельный храм Марса, которого я, кстати, считаю самым главным богом. Именно он дал римскому народу силу и отвагу, именно он помогает нам в ратном деле. Хотя, если здраво рассудить, то помощь богов человеку не так уж и велика: по сути, мы сами добиваемся всего, чего хотим, и ждать подачек от каких-то невидимых существ нам не стоит. У нас есть желания и сила, чтобы их удовлетворить, – чего же еще нужно? А тех, кто нам сопротивляется, успокоит меч, – улыбнувшись, проговорил Марк, и тут же продолжил: – Простите, иногда я отвлекаюсь. Мысли как-то сами лезут в голову, и я просто говорю то, что думаю. Итак, если повернуть направо и идти до пристани, вы упретесь в рынок, который вам так хорошо известен, – снова с улыбкой проговорил Марк. А когда мы минуем храм главных богов, увидим крытую колоннаду, в которой люди укрываются от дневного зноя и непогоды. В ней же расположены лавки ювелиров, суконщиков, скульпторов, парфюмеров, сапожников, менял. Если у вас есть деньги, то там можно купить все, что угодно, начиная от жемчуга из Британии и заканчивая шелком из далекого Китая. А вот тут, чуть поодаль от фонтанов, находится здание суда. Обожаю людей, которые в нем работают и служат. Ох уж эти судьи! – прищурив глаза, произнес Марк. – Вы ведь, наверное, даже и не знаете, что мелкие дела разбирает выборный магистрат, а более серьезные – императорский чиновник или наместник провинции. В принципе, разница между ними лишь в одном – в размере взяток. Правосудие справедливо только на словах, а на деле судьи лишь обирают людей и затягивают процесс с целью обогатиться, вытянув как можно больше денег из простого народа. И эта проблема будет актуальна до тех пор, пока не начнут сдирать с них живьем кожу и сажать их на кол. Прикрываясь своей властью, они вместо того, чтобы оказать помощь человеку, только усугубляют его положение. А когда бедолага обращается к ним с просьбой о помощи, лишь разводят руками, оправдываясь пустой фразой: «Пойми, я просто делаю свою работу. А все доказательства, к сожалению, не в твою пользу». А наличие или отсутствие доказательств у них напрямую зависит от полноты их кармана. При этом, по нашим римским законам, любой гражданин имеет право обратиться даже к самому императору. Только вот почему-то это всегда выходит боком тому, кто осмелится это сделать. Смешно: вроде закон есть, а на деле он не работает. И заметьте, это не боги во всем виноваты, а обычные жалкие людишки, которые почему-то считают себя лучше других. Они все с чего-то взяли, что умрут как-то по-особенному – не так, как простой бедняк, или ничтожный раб, или спившийся до безумия нищий. Глупость все это. Каждый умирает сам за себя и сам по себе. Смерть – штука такая. Это дело сугубо личное, частное, касающееся только самого человека. Это жизнь у нас общая, показушная и, в принципе, никому не нужная. Вот вы сейчас идете на игры, рассматриваете чудесные архитектурные постройки, фонтаны, скверы, форум, арки. А умрете? Как будете смотреть на все это? Да никак. И всем вокруг от вашего отсутствия будет ни тепло и ни холодно. Это пока человек живет, он думает, что он частичка общества, а умирает он в одиночестве, и обществу до его смерти нет никакого дела.
– Неправильно. Неправильно, что нам друг на друга наплевать, – повернувшись, с каким-то печальным взглядом произнес Ромул.
– Неправильно – это мягко сказано, Ромул. Но, к сожалению, так оно и есть. Даже если вернуться к нашему разговору про судей и суд, что мы увидим? Местная знать, например, эти «почтенные люди», всегда в лучшем положении перед судом. А таких, как вы и ваши родители, «простых смертных», можно и высечь, и отправить на каменоломни, и лишить имущества, и предать мучительной, позорной казни. Вот сегодня вы увидите, как на арене Колизея будут четвертовать одного бедняка, который своровал из храма драгоценности и золотую чашу, пожертвованную
– Но ведь он вряд ли хотел получить именно такую известность? – спросил Ромул.
– Я всегда говорил и буду говорить людям: будьте осторожны со своими желаниями – они имеют свойство сбываться. Впрочем, этот человек сам виноват в своих несчастьях. Он жил нормально, имел жену, двоих детей, неплохой заработок в своей мастерской. Что еще нужно для счастья? Но нет, ему, как и всем людям, захотелось большего, а потом еще и еще – и так до бесконечности. Человеку несвойственно насыщение богатством. Ему всегда мало, сколько ни дай. И только потеряв все, он начинает понимать, как счастлив был и что на самом-то деле для хорошей жизни требуется совсем немного. Но что нам до какого-то воришки, который хотел улучшить свое положение за счет кражи? Давайте забудем о нем.
– Марк, а что происходит там? – показывая пальцем на площадь, где собрался народ, спросил Луций.
Марк остановился. Его веселое лицо мгновенно посерьезнело, на нем пропала улыбка, с которой он еще минуту назад рассказывал и показывал юнцам все прелести Рима. Какой-то проходящий мимо мужчина, услышав вопрос Луция, ответил ему:
– Там, в центре этой толпы, проповедует человек. Вы узнаете его по всклокоченной бороде, рваной одежде и посоху, который он держит в руке. Он называет себя Иов. Он странствует из города в город, читая проповеди на площадях и рынках, рассказывая, что скоро все узнают об истинном Боге. Говорит, что римских богов нет, а есть один Бог, и он пошлет к нам своего сына, дабы мы прозрели. Утверждает, что тьма живет в нашем мире и хочет уничтожить род человеческий руками самого человека, что якобы тьма его испытывала, и тогда он понял истинный смысл существования. Знать его ненавидит, называет то беглым рабом, то отцеубийцей, а народ слушает его речи охотно. Оно и немудрено: он высмеивает мудрецов и философов, которые проповедуют величие духа и добродетель, а сами готовы передраться из-за подачки богатого невежды, как псы из-за кости. Смеется над нашими религиозными празднествами, говоря: «Неужели какой-нибудь бездельник только от того, что увидел фокусы жрецов, станет любезнее богам, чем честный, трудолюбивый человек?». Да что там: он ругает самого императора! Он много говорит о своем Боге, и народ слушает его. Вы бы сходили, у него есть, чему поучится, – сказал прохожий.
– Марк, пойдем! Пожалуйста, пойдем! Давай послушаем, о каком таком Боге он говорит! – словно галчата, наперебой защебетали Луций и его товарищи. Марк стоял с каменным лицом, не моргая и практически не дыша. Он медленно повернул голову в сторону прохожего и окинул его пристальным взглядом. Затем, не глядя на ребят, спокойно ответил:
– Скоро начнутся игры, нужно занять места поближе к арене. Если мы пойдем слушать этого бездельника, несущего чушь, мы пропустим открытие. Воля, конечно, ваша, но мне кажется, слушать всякую ерунду не стоит. В Риме хватает безумцев и, вероятнее всего, это один из них. Так что…
– Жалко, – тихо ответил Ромул. – Я бы послушал, а вдруг он, действительно, какой-нибудь пророк и говорит правду?
– Но и начало пропускать неохота, – шмыгнув носом, буркнул Луций.
– Да вы чего! Сдался вам этот старик, который наверняка выжил из ума! Пойдемте быстрее занимать места, скоро начнется представление! Зрелище, небось, будет что надо! – прыгая на месте от нетерпения, прокричал Понтий, теребя Луция за тогу.
– Ладно, пойдем, пойдем! – уже разулыбавшись и забывая про проповедника, ответил Луций.
– Вот и отлично, – подытожил Марк, и они пошли к Колизею, который огромной скалой возвышался в центре города.
Прохожий же, советовавший юношам посмотреть на странника, пошел своей дорогой, но, свернув в переулок, почувствовал страшную боль в голове. Он обхватил ее руками и, открывая рот, словно рыба, выброшенная на берег, стал биться затылком о стену дома. Подбежавшие к нему на помощь люди с ужасом отшатнулись от него: бедолага бился головой о камни до тех пор, пока не размозжил себе голову и не рухнул замертво на мостовую.
По мере приближения к Колизею восторг Луция и его друзей возрастал все сильнее и сильнее. Они никогда еще не видели такое множество людей, которых поглощало в себя это великое строение. Казалось, что им нет числа, и все они бесконечной вереницей входили во чрево каменного монстра. Вокруг шла бойкая торговля, везде сновали водоносы и лотошники. То тут, то там под землю уходили тоннели, куда на лошадях и буйволах завозили клетки с разными экзотическими животными, которых Луций не видел даже во сне. Чуть дальше, закованные в железо, длинной цепочкой шли рабы, рядом принимали ставки на скачки и бои гладиаторов. Повсюду стоял шум. Люди разной национальности и по-разному одетые спешили каждый по своим делам, и общая суета овладевала каждым, кто оказывался в этой толпе.