Империя
Шрифт:
— Ну… Грук, вообще-то, говорил об этом. Он сказал, что ты случайно узнал тайну… Или, может быть, даже не узнал — маги только подозревали, что ты мог знать.
— Какой Грук? Кто это?
— Да тот, из магов, что был за нас, он нам всем помог, и Ворона освободил из плена.
— Как странно… Я не знал, что среди Наместников есть наш союзник. Ворон бы предупредил… наверное. А про тайну — это ерунда. Грук вас обманул.
— Значит, он тоже против нас? Значит, он спасал тебя и Ворона из хитрости?
— Не знаю. Кхо, я ведь так мало знаю! Может, он правильно сделал, скрыв правду. Я вот тоже
— Димка, да что ты такое говоришь! У тебя голова болит, что ль? Конечно, обещаем, раз ты хочешь, правда, Джо, Славка?
Те в полном недоумении кивнули.
— Ладно. Я и сам не знаю, зачем вас об этом просил — может, правда, головой стукнулся… — Димка улыбнулся. И стал рассказывать — а его голос окреп, и звонко отражался от каменных сводов дворца. — Вы знаете, кто такой Мерлин?
Это имя мало что значило для Славки, зато лесные существа удивили Димку — великан, до сих пор не вымолвивший ни слова, в ужасе закатил глаза, затем стал оглядываться, как будто ожидая немедленной кары за одно лишь упоминание всемогущего повелителя. Кхо несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем смог выговорить слова:
— О, Димка, зачем ты назвал Его? Старые лесные духи всегда учили нас трепетать при одной лишь мысли о Нём. Он велик и могуч, он повелевает магией, ему подвластно всё — и мы, и ты. Он в мгновение может превратить всех нас, и даже этот огромный дворец — в прах. Прошу тебя, Димка, забудь о Нём!
— Не бойся, малыш… Ты же видел Ворона?
— Да, но…
— А ты знаешь, что Ворон — главный помощник и слуга Мерлина?
Кхо, ошарашенный, оглушённый такой новостью, молчал. А Димка на несколько секунд показался друзьям похожим на мага — была в его взгляде такая отрешённость и даже холодность, и смотрел он куда-то вверх, мимо их глаз. Лесные существа были слишком растеряны, чтобы понять, что творилось с ним в эту минуту — а Димка отчаянно пытался скрыть страх перед тем мгновением, когда все слова будут сказаны, и что-то неминуемо изменится в их мире, в их отношениях.
— Ну, чего ты тянешь?! — не выдержал Славка. — Чего ты нас мучаешь?
— Я должен сказать сейчас всё… Поэтому… мне трудно. Как вы думаете, где мы сейчас? — И вдруг Димка заговорил быстро, чтобы не дать возможности себе сомневаться. — Во дворце Мерлина! Мерлин умер. Мерлин умер, а я… я очутился на его троне — но я совсем не понимаю, почему Кристалл выбрал меня. А этот дворец теперь наш. И вам нечего бояться — все враги теперь мертвы (И Ворон — мелькнула горькая мысль). Джа, Кхо, Славка! Я не шучу. Я… Мы должны… научиться… повелевать миром.
Трудно, как трудно было им осознать это, принять и понять, справиться с массой нахлынувших чувств: Мерлин, великий Мерлин — мёртв, а Димка, мальчик, к которому все они так привыкли, их друг — принц волшебного мира Земли. Впрочем, они поверили ему, поверили сразу и без капельки сомнения, и скоро отбросили все тревожные мысли о своём будущем, и просто радовались тому, что кончилось время, когда надо было прятаться, убегать, опасаться каждой тени, переживать за похищенного друга.
Не умея иначе выразить бурю нахлынувших чувств, Джа и Кхо тут же устроили
Как странно, как легко преобразился мрачный и таинственный дворец. Тёмные тона картин в тяжёлых рамах и холодное золото украшений превратились в сверкающие радостными переливами краски, пламя светильников теперь не коптило и не мигало — канделябры словно засияли тысячами крошечных солнышек. Тишина, бывшая такою невыносимой, ушла из зала, дворец же точно наполнился еле слышной, неясной, но весёлой, даже чуточку дурашливой музыкой незримого оркестра. В эти минуты Димка совсем забыл свои тревоги о завтрашнем дне, о предстоящем огромном, неведомом труде, завещанном ему Мерлином — и жил беззаботностью друзей.
— Но что же дальше? — спросил Димка, когда все наконец утихомирились.
— Как — что? — не понял Кхо.
— Вам есть хочется?
— Очень! — воскликнули разом друзья. В самом деле — у всех у них со вчерашнего дня не было во рту ни крошки, а Димке так пришло выдержать настоящую голодовку.
— И поспать бы на мягкой кровати не помешало?
— Лучше скажи — где? Димка, сделай всё это, ты же можешь? — попросил Славка.
— Думаешь, стал бы так дурачиться, если б мог… Не могу, ничего я не могу! — вдруг в отчаянии крикнул Димка. — Слишком рано умер Ворон, а без него… Над кем я принц? Принц пустого дворца? Не могу сотворить самого пустякового волшебства, понимаете?..
— Ладно, — сказал он спустя некоторое время. — Один путь у нас есть. Дворец меня слушается, и мы выйдем наружу, когда захотим. А потом…
— Димка!!! — малыш Кхо заверещал так, что друзья вздрогнули. — Я вспомнил! Я придумал!
И он рассказал такую историю: однажды — тогда Кхо был совсем ещё крошечным и глупым, его отец стал куда-то суетливо собираться. Он весь день — а родители Кхо были существами ночными, и днём обыкновенно спали — хлопотал, много раз исчезал и возвращался, что-то приносил и уносил, но ничего не рассказывал сыну. А под вечер предстал в удивительном наряде (малыш запомнил только то, что наряд этот делал отца ещё более косматым и круглым, даже почти не похожим на самого себя).
Устроили обильный ужин перед дорогой, потом отец посадил Кхо на плечо и сказал:
— Сегодня, малыш, великий день в нашей жизни. Мы идём на Чёртову гору. — Только тут Кхо заметил, как отец волновался. И недаром. Путь их оказался ужасно длинным, Кхо успел выспаться на плече, провёл несколько часов, просто наблюдая, как мелькают деревья и холмы, покачивался в такт шагам — и снова уснул. И — вот чудеса! — ночь тянулась, словно лесной мёд капал из дупла — на место они прибыли ещё задолго до полуночи. Минуты перед началом собрания малыш помнил смутно — крики, визги, вой, там носятся, как угорелые, там драка. Кто-то толкается, кто-то кусается. Даже в воздухе их — тучи, а на земле — настоящее месиво. Неразбериха, темь. Врезался в память один хриплый, заунывный вой, перекрывающий общий гул, то усиливающийся, то затихавший на время. И такой тоской, такой болью пронизан был тот звук, что малыш до крови раздирал себе кожу, отчаянно скребясь когтями, словно в каком-то безумном припадке.