Имперский цикл
Шрифт:
Наваждение.
Надо взять себя в руки.
– Однажды вы арестовали Торна. Мой отец и вы. Пытали его в подземелье, мучили, как живодёр скотину. Он не говорил мне, я сам узнал, - Кай постучал себе пальцем по лбу, всё-таки это был Кай.
– Он вас простил, работает с вами вместо того, чтобы расстрелять. Почему?
– Он не дурак, в отличие от тебя, - сказала Йелена.
– Почему вы его пытали? С какой такой целью? Вот что мне не даёт покоя. Когда пытаете наших, это хотя бы
– Найди ответ сам. Или спроси его, адмирал ответит.
Йелена заправила за ухо выбившуюся из хвостика прядь и сложила руки на груди. Ветер тут же бросил эту прядь обратно ей в лицо. Йелена стояла, воплощённое упрямство.
– Боюсь, что да, - сказал Кай.
– Я начинаю понимать, действительно. Смысл пытки. Смысл империи как таковой.
– Когда поймёшь, пойми ещё раз, - она криво улыбнулась.
– Потрать время и всё обдумай как следует. Поживи с моё там, где я.
Будь как я, и будь - я. В этот момент ей казалось, будто вместе с ней говорит нечто гораздо большее, старшее, чем она, то, что важнее всего. Будто бы это нечто в каком-то смысле она и есть.
– Пожил, - сказал он, юноша и старик.
– Понял. Я не оставил бы от вас мокрого места, Йелена-сан, от вашего государства и идеалов, если бы у меня был какой-то выбор. Хоть какой-нибудь.
– Никакого выбора нет, - тот голос, который был и она, продолжал говорить. Йелена торжествовала.
– Его не было никогда. Только империя или хаос - я или смерть. Ты убил императрицу - скоро будет коронован император. Или предай опять, иди к орде, служи всеобщей гибели, молись тому, что хуже смерти. Жизнь - это я, только я. Храмовики, много веков служившие сенату, знали это. Государство - формация Света, а не формация Тьмы, о убийца Кай.
Он согласно кивнул:
– А кроме того, вам это просто нравится. Пытки. Приятно топтать человеческое достоинство, смотреть в искажённые болью лица, да? Усиливает величие государства.
– Я бы тебе показала, насколько, милый, если бы у меня был какой-то выбор, - нежно сказала Йелена.
– На тебе четыреста пятьдесят тысяч смертей, полмиллиона солдат и граждан. Любой из этих людей стоил больше тебя, намного. Когда я думаю о том, что ты помилован и на свободе, кажется, я могла бы пытать тебя целый год за каждого из убитых. Четыреста пятьдесят тысяч лет, и мне бы не надоело.
– О, да. Это интимнее, чем секс, - согласился Кай Оками.
– Вы не пытали Торна собственными руками, но руки чесались, да? И не только руки. Он был любовником императрицы, заполучить его иначе вы не смели - только так. Вы пробыли с ним эти трое суток. Пытались лечить его раны - даже это вы никому не отдали. Вы это сделали плохо, Йелена. Он весь в шрамах. Вы не умеете делать добро. Идёмте.
Он взмахнул рукой, и они оказались в воздухе, высоко над пустыней. И очень вовремя: внизу, где они только что ругались, в песке шевелилось что-то. Что-то большое.
– Это дайдан, - донёсся голос Кая.
– Он тоже интересный, но я не его вам
Он потянул её за собой - снова вовремя. Снизу взметнулось что-то, словно облако шрапнели. Сбивает добычу. Йелена вспомнила, что такое дайдан.
Рёбра скалы казались острыми даже сквозь подошвы сапог. И горячими. Ущелье белело зыбким песком. В нём была воронка, она уходила куда-то вглубь почвы. У входа в ущелье, подальше, лежало что-то круглое и крошечное с высоты.
– Один мой троюродный родственник так попался, - сказал Оками.
– Продал раскам даки– что-то вроде мучных галет - только они были порченые. Для них - яд. Он об этом знал. Раски его поймали...
Кай указал на кругляш, и картинка приблизилась, будто в голограмме.
Человеческая голова.
– Когда они тебя закапывают, есть два выхода. Либо сидишь очень тихо и умираешь под солнцем, надеясь, что кто-то тебя случайно найдёт. Это мучительно, смерть от солнца, да и не быстро. Или орёшь, пытаешься привлечь внимание. Тогда...
Он указал в ущелье.
Воронка двигалась.
– Абадд. Он чует вибрации, звук, ползёт к тебе. Под тебя.
Воронка перемещалась к голове в песках.
– Падаешь прямо в пасть, - сказал Кай.
– Абадд - странное существо, его будто выдумал какой-нибудь Тёмный магистр. Чет Кейн, например, или мой отец. Он не убивает сразу, в нём как бы связь жизни и умирания. Медленно. Очень. Там как в аду.
Не доползя до закопанного на три метра, воронка внезапно обмелела, закрылась и ушла вглубь.
– Мне рассказал один человек, которого я туда бросил, а потом позволил спастись. И мой троюродный дядя, он тоже. Хотя он не очень-то связно потом говорил. Мы его вытащили с друзьями, он бы не вылез - остался без рук и ног, языка у него половину отъело. Но насчёт ада я понял.
Песок вокруг головы казнимого накренился в стороны и взметнулся облаком. Паххх!
И всё, нет ничего.
– Раски если кого закапывают, то обычно там, где живёт абадд. Они знают эти места. И за дело, по мелочам не казнят так. Йелена? Если вы убьёте адмирала или причините ему зло, я привезу вас на Гешу - физически, а не так, как сейчас - и закопаю в этом ущелье. Буду вот здесь стоять и смотреть.
Приятного аппетита, подумала Йелена - то ли абадду, то ли Каю. Надо же, рыцарь Света. Родственная душа! Как его отец.
– То же самое, если причините зло моей семье и друзьям.
– А остальных что, можно?
– Йелену разбирал смех.
– У расков есть присказка - "делай, от чего не можешь удержаться", - ответил Оками.
– У них это красивее звучит, ритмично. Но не советую не удерживаться слишком часто. Адмирал простил вам собственные муки, но за кого другого, глядишь, велит вас казнить. С удовольствием это сделаю собственными руками.