Имперский раб
Шрифт:
Из найденных во дворце правителя старых бумаг Ефрем понял, что все это здесь когда-то делали, но за войнами все забылось. Основную армию в Бухарском ханстве набирали из местного населения. Но это происходило в дни больших походов или для отражения нападений. В мирные дни войско распускали. Ефрем исследовал, записал и доложил правителю и то, где что выращивают, добывают, строят и производят. Правителю нравилась расторопность, рассудительность и результаты работы Ефрема. Но он строго-настрого приказал тщательно хранить собранные сведения от сторонних глаз.
Ефрем сведения эти прятал в новом доме своем, однако с опозданием примерно на месяц, в России князь Григорий Александрович Потемкин читал, например, что «от Оренбурга до урочища Тус-тюбе одно становище, от Тус-тюбе до урочища
Однажды, уже летом, аталык, выслушав очередной доклад русского вельможи, сказал:
– Вот что, Ефрем, набери свою команду полностью. Скоро я выйду походом на город Самарканд. Пойдешь впереди войска на день пути, под видом посла. Все попутно будешь выведывать и посылать ко мне гонцов ежедневно… Тамошний правитель, мой данник, как мне донесли, хочет из-под моей руки выйти. А я хочу привести Самарканд к полному подданству… Пора всех удельных князей в кулак взять!
Вскоре гонцы регулярно приносили бухарскому аталыку разведывательные сведения от Ефрема. Он заставлял подобранных людей заучивать на память все, что говорилось или писалось. Поэтому в случае захвата гонца прямых улик не было, а посольская грамота заставляла недругов остерегаться возможной мести бухарского владыки. Все знали, каков его норов.
Данияр-бек быстро подготовил конницу к выбранному маршруту и вскоре привел свое войско к стенам Самарканда. Набег был так стремителен, что самаркандцы не успели ни войско достойное собрать, ни город к обороне подготовить как следует.
Сама природа позаботилась, чтобы княжество сие было предназначено процветанию. Множество виноградников, полей пшеницы, риса, хлопка, бахчей с ароматными дынями и арбузами были заботливо ухожены. Вдоль огромной сети каналов и арыков росли тенистые деревья и располагались кишлаки земледельцев. «Самаркандцы народ рослый и лицом белый, – как писал Ефрем помимо докладов Данияр-беку далекому своему батюшке, проверенным путем в Вологду, – оказались к войне ленивыми». Однако находилось и среди них некоторое число удальцов, готовых отстаивать свои вольности. Они устраивали смелые вылазки, сильно докучавшие бухарцам, но для большинства защитников война была непонятной, тем более с единоверцами.
В одно ясное утро, когда Ефрем в свите Данияр-бека, объезжавшего войско, докладывал ему очередные свои наблюдения, из-за ближайшего пригорка галопом выскочила конная сотня самаркандцев. С гиканьем и визгом понеслись они на почти не охраняемую свиту бухарского владыки. Впереди всех, на гнедом ахалтекинце, выкинув вперед руку с кривой саблей, оскалившись сатанинской усмешкой, летел высокого роста молодой воин. Судя по султану, прикрепленному к парчовой его чалме большим рубином, это был один из знатнейших горожан Самарканда. Он нацелился прямо на Данияр-бека. Карие большие глаза его не мигали на встречном ветру. Страшно было смотреть на этого красавца, идущего в отчаянную, но губительную атаку. Данияр-бек сам воин не из последних, но и он побледнел. Почти в центре вражеского войска горстка храбрецов ценой собственной жизни решила обезглавить
Навсегда застряли в памяти Ефрема: дикий вопль боли, отчаяния, злости, вздыбленный конь, падающее тело самаркандского красавца и качающийся клинок сабли, воткнувшийся под ногами коня аталыка, сжимавший его рукоять обрубок руки…
Одного движения Ефрема хватило, чтобы оцепенение спало со свиты и ближайших к ней бухарских воинов. Буквально несколько мгновений понадобилось, чтобы изрубить в куски отчаянных смельчаков. Пыль, поднятая схваткой, оседала дольше, чем длился сам бой.
Данияр-бек, справившись с волнением, довольный, осмотрелся вокруг. Увидев окровавленный обрубок руки на торчавшем в песке клинке, долго с каменным лицом смотрел на него. Вокруг собралось много воинов. Правитель поднял взор, увидел сидящего перед ним на коне Ефрема, сказал:
– Значит, и вправду не ошибся я в тебе… Слушайте все! Ефрема я жалую чином юзбаши! Даю в команду ему сто человек, коих он сам наберет! Земли ему жалую столько, чтобы не меньше пятисот золотых червонцев в год мог с них доход иметь!.. Спас он мне жизнь, и я считаю его теперь другом своим навечно!.. Аллах у-акбар!
– Аллах у-акбар! – гаркнуло тысячей голосов войско. Сверкнули поднятые вверх сабельные клинки, послышались редкие выстрелы, приветствовавшие появление в славном Бухарском ханстве нового могущественного вельможи.
С той поры Ефрем стал одним из самых доверенных людей аталыка. Он регулярно слал Потемкину донесения. И, может быть, благодаря и его трудам Россия не держала попусту на границах с восточной степью значительных военных сил, сосредотачивая их на более горячих направлениях.
Но всякое возвышение имеет спутниками и зависть, и излишнее любопытство. Однажды, примерно через год после случая под Самаркандом, Ефрем обнаружил у себя пропажу одного свитка. Это была бумага о состоянии торговли в Бухаре. Особо ценного в ней ничего не было, но насторожило Ефрема то, что все бумаги хранились в сундуке, которого никто не должен был касаться. Потеряться свиток не мог потому, что эти бумаги Ефрем никуда не выносил. По ним составлялись доклады вносились новые заметки и тут же запирались на замок. Ключи от сундука Ефрем всегда носил у пояса. Прошел день в неприятном раздумье. Но следующий день просто ошеломил Ефрема. Пропавший свиток оказался на месте, зато исчез другой, уже не столь безобидный. Во вновь исчезнувшей бумаге Ефрем отмечал количество и состав продовольствия, заготавливаемого для воинских кладовых. Значит, кто-то тайно читает его бумаги? Но кто?
Следующей ночью Ефрем спрятался в своем доме, предварительно сказав всем, что уезжает по делам в соседний городок. Ложный отъезд он сопроводил шумом и такой суетой, что даже соседи знали о его отъезде. Ночью он и Семен вернулись. Семен спрятался в саду, Ефрем за настенным ковром в своем покое, на втором этаже дома. К удивлению Ефрема, прошло совсем немного времени, ночь только опустилась на Бухару, а в его дом через перила террасы со стороны сада бесшумно перелез тайный непрошеный гость. В руках он бережно нес небольшой черный предмет, похожий на шар.
Пришелец уверенно неслышно прошел прямо к сундуку с бумагами. Немного повозился в темноте с принесенным шаром, и Ефрем увидел тусклый свет, пробившийся из приоткрытой щели кожаного чехла, тщательно прикрывавшего горевший внутри свечной фонарь. Вор поставил фонарь на пол, достал какой-то предмет, повозился у замка сундука и через мгновение открыл крышку. Быстро перебирая свитки, он раскрывал их, подносил к фонарю, мгновение вглядывался, клал на место и брал другой. Наконец, видимо, найдя тот, за которым явился, он отложил его на пол, закрыл крышку сундука, запер замок и погасил фонарь. Прежним путем он покинул дом, тихо миновал сад и тенью мелькнул через дувал.