Имперский раб

Сосновцев Валерий Федорович

Одно только не стал говорить русскому умудренный священник, что видел исмаилитов у ходжи Гафура. Что недавно они были и у него. Что пытаются уже не в первый раз переманить его, муллу Карима, на свою сторону. Понимают, что за муллой много людей может пойти. Только ни мулла Карим, ни тем более Ефрем не могли знать, что именно ходжа Гафур нанял исмаилита, чтобы покончить с Ефремом.

Мулла и русский гулям-книжник расстались в сумерках. Ефрем недалеко отошел от дома муллы, когда, обходя большую колдобину посередине улицы, случайно обернувшись, заметил испуганно метнувшуюся в тень дувала фигуру. Тогда Ефрем юркнул за угол ближайшего дома и, затаившись, стал ждать. Вскоре он услышал осторожные крадущиеся шаги. У самого угла шаги затихли, идущий остановился.

Через несколько мгновений из-за угла медленно стала выползать сначала чалма, потом лицо. Ефрем резко схватил преследователя за шиворот и выдернул из-за угла в проулок. Человек оказался ловким. Отчаянно крутясь, он вывернулся из рук Ефрема. Принял боевую стойку и выхватил из-за голенища сапога кривой нож. Ефрем напрягся, тоже изготовился, в голове мелькнуло: «Плохо дело! При мне нет оружия!.. Хоть бы камень под руку!..» Нападавший понял свое превосходство и не стал ждать. Он бросился на свою жертву, взмахнул кинжалом… Ефрем, уходя от удара, хотел перехватить ему руку, но промахнулся. Клинок полоснул его вскользь по спине. Боль обожгла лопатку, он застонал. Нападавшего это вдохновило, и он немедленно повторил выпад. Ефрем присел и отклонился в сторону, подставив нападавшему ногу. Тот растянулся ничком в пыль. Не мешкая, Ефрем подпрыгнул и двумя ногами изо всех сил ударил противника в шею. Раздался хруст сломанных позвонков, и бандит остался лежать в пыли без движений. Подождав немного, Ефрем ухватил его за халат и перевернул на спину. Даже в сумерках он разглядел страшно выпученные глаза разбойника. Изо рта обильно текла кровь… Разбойник был мертв. Первые мгновения Ефрем ничего не соображал. Боль в раненой спине усилилась и вернула его к действительности. «Что теперь делать? – подумал он. – Кричать? Как я докажу, что это он напал на меня, а я защищался?.. Христианин, раб убил правоверного мусульманина! Где?.. В Бухаре!.. О, Боже!.. Бежать!.. Стой! А если кто-то видел?.. За любым дувалом могут быть глаза!»

Он почувствовал, что спину заливает кровь. «Карим-ака! – вдруг осенило его – Он недалеко здесь. Он единственный, кто может помочь!» Превозмогая боль, Ефрем поднял убитого разбойника, подобрал его нож и, шатаясь, вернулся к дому муллы Карима.

Когда в свете факела мулла Карим вгляделся в лицо убитого, он все понял. Ефрему сказал:

– Вот, смотри, это один из тех, о ком я тебе недавно говорил – это исмаилит, один из них.

Даже слуги муллы Карима вздрогнули и опасливо покосились на тело.

– Почему он напал на меня? – изумился Ефрем.

Мулла Карим велел слугам:

– Уберите труп, а утром отнесите его на городское кладбище и похороните. Всем говорите, что мы нашли его убитым на улице сегодняшней ночью.

Слуги бросились исполнять приказание, а мулла обратился к Ефрему:

– Ты ему ничего дурного не сделал, но для него не это было важно… Пойдем в дом, надо осмотреть твою рану…

Рана оказалась неглубокой, но длинной, в полспины. Мулла Карим омыл ее, приложил к ране какие-то снадобья и перевязал Ефрема, словно запеленал в широкое полотно. Закончив дело, он сказал:

– На тебя напал наемный убийца. Кем он был нанят, не могу сказать. Догадки и сомнения – плохие советчики. Но ходить по ночам теперь остерегайся. Свой порванный халат сними. Я дам тебе другой. Если спросят, говори так, как я велел слугам. Про рану молчи. Терпи и молчи, если жить хочешь. Мои люди тебя проводят.

Ефрема проводили трое слуг муллы. Он всю дорогу мысленно перебирал, кому могла быть выгодна его смерть. Подозревать кого-то определенно он не мог. Только подумал: «Ежели бы кто-то меня раскусил, то убивать как тать не стал бы. Схватили бы и пытали. Значит, убийцу подослали из мести или корысти… Ой, поберегись, брат Ефремка!» Как ни гадал он – не мог отыскать: ни чью-либо корысть, ни тем более, кто и за что мстил ему.

Ходжа Гафур не дождался в тот вечер своего наймита. О гибели его он догадался, когда узнал от муллы Карима, что какому-то исмаилиту ночью свернули шею. Подождав день и не услышав,

чтобы по сему случаю был поднят шум, он уверовал, что дела Ефрема никак навредить ему не смогут. Он с легкостью забыл о страхах и решил все делать по-старому.

* * *

А в Астрахани купец Анисимов уговорил армянина Айваза послужить на пользу матушке-Императрице Всероссийской, тем более, что служба эта подкреплялась неплохой льготой в торговле. Чтобы не вызвать лишних подозрений ни у азиатов ни у русских, льгота была значительно меньше, чем у Синильникова, но все же соблазнительная. Конечно, армянин согласился не только из-за выгод. Чувство общей веры в Бога заставляло его считать русских своими. И еще он был горд, что распознал в русском пленнике необычного человека. Анисимов велел однако предостеречь Ефрема:

– Ежели ты заметил, то и бухарцы могут заподозрить неладное.

Так еще дважды возил Айваз от Ефрема весточки домой. На это ушло больше года. В третий раз Айваз не стал дожидаться теплой погоды. Решился на зимний караван до Бухары. Недолго закупал товар и собрался в обратный путь, в Астрахань, сухим путем вокруг моря.

Ефрем, попрощавшись с купцом и передав очередные подарки домой, возвращался к себе в казарму. Выходя из караван-сарая, он заметил двух молодцов, которых, как показалось ему, где-то уже встречал. Подумал и вспомнил – это были приближенные слуги Ирназар-бая. Слуги муллы долго вертелись около Айваза, и наконец один из них поспешно покинул караван-сарай. Другой остался и внимательно за всем наблюдал. Чтобы подойти к армянину вновь, не могло быть и речи. Ефрем понял, что второй слуга муллы остался высматривать: кто придет к Айвазу. Рисковать он не мог и поспешно ушел.

Всю ночь промучился Ефрем, размышляя над неведомой, но ощутимой опасностью. Под утро, когда по его прикидкам караван Айваза должен был тронуться в путь, Ефрем тихо вышел из казармы якобы по нужде. Перемахнул в темноте через дувал. Прислушался – ни звука. Вынул из-под полы шлем воина. Водрузил на голову.

Темными, давно изученными переулками добрался до северных ворот города. Прошел, прижимаясь к стене почти к самим створкам, когда первый верблюд каравана, ведомый погонщиком, поравнялся с ним. Сердце Ефрема колотилось. Наконец в свете факела, он увидел Айваза. Ефрем решительно вышел на свет, и, не давая опомниться страже у ворот, будто запалясь от бега, приказным тоном позвал:

– Кто тут купец Айваз?

Стражники силились рассмотреть пришедшего, но лицо его скрывала тень от шлемового козырька. Караван медленно продолжал выплывать из ворот. Айваз отозвался.

– Тебе весть от ходжи Гафура, велено передать на словах!

Стражники успокоились – кто в Бухаре не знал тестя правителя! Айваз и Ефрем отошли в сторону. Ефрем быстро зашептал:

– Где мой платок?

– Здесь он, за подкладкой халата… – Армянин стал шарить, не нашел, забеспокоился. – Не может быть… Я же при тебе вчера еще…

– Не ищи, – вздохнул Ефрем, – скорее всего, украли его у тебя. Значит, нас обоих заподозрили. Передай дома, чтобы со мной не связывались. Когда случай поспеет, я сам дам знать о себе. Тебе сюда лучше не ходить год, а то и два. Мулла Ирназар-бай что-то учуял. Ну, прощай, брат Айваз, пора мне… – Ефрем пожал в темноте руку купцу. Айваз почувствовал, как дрожит Ефрем от волнения.

– Прощай и прости меня, брат, храни тебя Господь. Как же это, а?.. Как ты теперь?.. Из-за меня… Может, ты со мной, а?.. – шептал армянин.

– Не смей винить себя! Ничего не делай! Бед натворишь. Запомни – я один виноват, ежели что! Бежать? Нет! Догонят! – ответил ему Ефрем.

Они разошлись. Ефрем незаметно вернулся на свой тюфяк в казарме, а в это время в рассветную зимнюю пустыню уходил с караваном армянский купец, российский подданный Айваз. И казалось ему, что виноват только он, что подвел и оставил в опасности самого дорого человека. Когтями впилась ему в сердце лютая тоска…

В Астрахани Анисимов тоже успокаивал армянина. Успокоил, и стали они ждать.