Имя нам — легион
Шрифт:
Дрова столкнули, а на их место навалили веток, затащили расчлененное тело хонсака и предложили прилечь раненому. Тот отрицательно помотал головой. Молодой абориген собрал в расстеленный на земле платок остатки снеди (видать, лесорубы как раз кушали, когда на них вылетело неизвестное чудовище), подхватил топор искалеченного, и троица не торопясь удалилась, погоняя быка тяжелыми тумаками. Бык шагал гордо, только всхрапывал изредка. За все время было лесорубами сказано не более десятка слов.
“Молчаливый народец, — подумал с одобрением Филипп, —
Он, невзирая на пламенные взгляды кураторши, выждал достаточно времени, чтобы быть уверенным в том, что лесорубы больше не вернутся, и показал: “Там”.
“Там” оказалось в аккурат у них за спиной — на самой границе малинника.
Возмущению товарищей не было предела. “И ты молчал? А если бы он нам пятки подрезал?!” И даже: “Говнюк ты после этого херов, Капрал!” Филипп скромно улыбался — мол, ладно, ребята, не благодарите вы меня; да и волноваться не стоит, все же было под контролем.
Устав ругаться, Генрик сверился с показаниями сканера, кивнул и навел на неприметный холмик метатель сети. Василиса встала на одно колено, оперлась на другое локтем руки, держащей пистолет, и трижды выстрелила. Пули легли вплотную к холмику.
Хонсак не выдержал.
В стороны полетели мелкие сучки и комки дерна. Взвилась увлекаемая четырьмя грузилами сеть, накрыла беглеца, надежно опутав прочной, хоть и тонкой паутиной. Хонсака выволокли на полянку, служившую недавно плахой для его собрата. Василиса вызвала транспортер.
— Как насчет поощрения, мастер лейтенант? — поинтересовался Филипп. — Все-таки будет? Или нет?
Василиса призадумалась, нахмурив брови. Каждый истолковал ее молчание по-своему.
— Будит, будит! Шашлик ис тебе будит! — зловеще заржал Генрик.
Долото, подтверждая, провел большим пальцем по горлу, выпучив глаза, вывалил изо рта язык и захрипел.
— На себе-то бы не показывал, — предостерег его Филипп. — Плохая примета.
Долото поперхнулся слюной и закашлялся.
— Вот-вот! — расцвел Филипп. — Что я говорил!
Наконец Василиса приняла решение.
— Послушай, Капралов, ты же нас, по сути, под удар подставлял. Не напрягает тебя еще и поощрения за это требовать? Нет?!! У тебя вообще — совесть на плечах есть?
— Откуда? — удивился Филипп. — У меня там волосы лежат.
Василиса, прищурившись, оглядела нагловатого бойца с ног до головы и вынесла окончательный вердикт под возмущенный вой Саркисяна и Долота:
— Увольнение на сутки к Рождеству. И пять сотен сверху.
Филипп довольно улыбнулся и прищелкнул пальцами.
Солнце померкло.
Это завис над их головами, тихонечко подвывая турбинами, вызванный транспортер.
Василиса щелчком ногтя по мочке включила клипс-наушник, прижала бобышки ларингофона к шее и принялась командовать. Транспортер спикировал, пандус откинулся, выплеснув складный гул поощрительных возгласов: четвертый взвод пребывал на местах, согласно маршевому расчету. Следопыты поволокли
— Что за спешка, мастер лейтенант? — спросил ее Филипп.
— У соседей что-то неладно, — бросила она. — Кажется, часть хонсаков прорвалась сквозь оцепление и скрылась в лесах. А там оказался неэвакуированный хутор на два двора. Люди.
— Ого, — сказал Филипп.
ГЛАВА 5
Думы мои — сумерки,
Думы — пролет окна,
Душу мою мутную
Вылакали почти до дна.
Что ж, пейте, гуляйте, вороны,
Нынче ваш день…
Хутор освобождали отнюдь не мы. Как-то: настоящие мастаки ножа и пистолета с глушителем, чья антитеррористическая квалификация более подходила к возникшей ситуации, — французы, а может быть, израильтяне. В общем, там проблем было не так уж и много. Братья мигом приволокли откуда-то свою химическую станцию и принялись обдувать аборигенские избенки газом, даже не разбираясь, есть ли там хонсаки на самом деле. Ну а мы развернутой цепью, с карабинами наперевес, двинули прочесывать сырые леса Онуиса Дабага. В целях безопасности звенья цепи были двойными.
— Между прочим, — сказал я Генке, когда первый час бесплодной пока операции “Трал” перевалил за середину, — хонсаки не так уж и велики по сравнению с земными ракообразными. Размах клешней паучьего краба, выловленного у берегов Японии, достигал трех тысяч шестисот девяноста миллиметров. Что в переводе на общеупотребительный язык значит три метра семьдесят сантиметров без малого. Но самым кровожадным хищником Мирового океана является вовсе не он и даже не белая акула, чьи злобность и человеконенавистничество сильно преувеличены, а синеперый тунец. С неистовой яростью набрасываются синеперые тунцы на косяки рыб и разрывают на части в десятки раз больше рыб, чем могут съесть. В свою очередь, мясо тунца по причине низкой жирности и высокого содержания белка — ценный диетический продукт, излюбленная пища заграничных культуристов в период “сушки” мускулатуры перед соревнованиями.
— Общение с тобой всегда было полезным в познавательном плане, — похвалил меня Саркисян. — Ты никак волнуешься, любимчик начальственный? Ишь, языком-то зачесал.
Я не стал отпираться. Волнуюсь… Да я вообще боялся, честно признаться. Не хонсаков, нет — аборигенов с топорами. Выскочит такой удалец, тяпнет по шее, и вся недолга. Не станешь же от них отстреливаться. Я спросил:
— Гена, как ты думаешь, вот ты сам, своей головой, без оглядки на бытующие суеверия: после смерти будет чего-нибудь?