Инь, янь и всякая дрянь
Шрифт:
Настроение у Крюковой менялось быстрее, чем у больного младенца. Только что она улыбается Розе и говорит:
– Там в сестринской есть торт, попей чаю.
А через секунду топает ногами и орет:
– Почему на подоконнике грязь? Катастрофа! Пыль везде! Фу!
Провизжавшись, Крюкова хваталась за горло, серела, потом, еле-еле отдышавшись, шептала:
– Ладно, проехали. И с чего вдруг я взбесилась?
Розе было жаль Аллочку. Она одна воспитывает мальчика, готовится защищать докторскую, а Альберт делает вид, что он с коллегой лишь в рабочих
Роза отныне относительно спокойно сносила истерики Аллы и редко ввязывалась в скандал, а вот остальные сотрудники злились, кое-кто давал даме отпор, другие бегали жаловаться к Альберту. В конце концов главврач провел с Крюковой беседу, и Алла на месяц исчезла из лаборатории. Вернулась она притихшая и прекратила ссориться с коллегами.
Крюкова была скрытным человеком, даже с Розой, рядом с которой работала не один год, о своих личных делах никогда не откровенничала. Но кастелянша имела глаза и уши, поэтому очень скоро приметила: Алла, только что ставшая доктором наук, регулярно пьет лекарства. Очевидно, Крюкова сходила к эндокринологу или невропатологу, а может, по приказу Альберта обратилась к двум врачам сразу и теперь успешно забивала припадки немотивированного гнева успокаивающими таблетками.
Обстановка в лаборатории нормализовалась, работать стало комфортно, и некоторое время Роза ходила на службу, как на праздник. А потом наступили годы перестройки, не лучшее время для России и для науки в частности. Разнообразные исследовательские учреждения стали стремительно хиреть, страну колотило в революционных переменах. И опять умственно отсталые дети стали никому не нужны. Начисто истрепавшееся постельное белье перестало волновать сестру-хозяйку, у нее теперь появилась другая проблема: чем накормить воспитанников? А главврач даже прекратил покупать мышей для лаборатории, и у него с Аллочкой произошел на этой почве потрясающий скандал.
Роза стала свидетельницей баталии случайно. Кастелянша вскопала на лесной полянке несколько грядок, посеяла укроп, петрушку, салат, редиску, то есть всякую зелень, чтобы хоть как-то украсить детский стол. Однажды рано утром, около восьми часов, Роза пошла на свой огород и внезапно услышала голоса. Сестра-хозяйка осторожно раздвинула кусты и увидела Альберта и Аллочку, которые стояли около сарая с уличными игрушками. Сестра-хозяйка сразу поняла, что помещение, где воспитатели держат инвентарь для прогулок, используется начальством для интимных целей, и хотела осторожно уйти, но под ее ногой предательски хрустнула сухая ветка.
– Кто там? – испуганно вздрогнула Алла.
– Никого, – ответил Альберт.
– В лесу посторонние! – не успокаивалась Крюкова.
– Прекрати, – вздохнул Альберт.
– Я слышала шорох.
– Наверное, это еж или бродячая собака. Не надо столь нервно реагировать.
– У меня слишком сложная жизнь, чтобы сохранять олимпийское спокойствие, – огрызнулась Аллочка.
– Не заводись, – попросил Альберт.
– Ты обещал, – повысила голос доктор наук, – давал честное слово!
–
– А Мише ты ничего не должен? – заорала Алла. – Мальчик даже не знает имени своего отца!
– Послушай, это было твое решение, – сурово перебил ее Альберт. – Я честно тебя предупредил: семью никогда не брошу. Нашел же в свое время врача, давал тебе денег на аборт. Кто уперся и твердил: ребенок будет только мой? А теперь посыпались упреки!
– Хорошо, – неожиданно согласилась Алла, – ты прав. Миша только мой. И на данном этапе меня более волнует судьба исследования. Где мыши?
– Они стали очень дорогими.
– И что?
– Придется отказаться от лабораторных животных.
– С ума сошел? Это невозможно! Именно сейчас, когда остались последние шаги до открытия, грызуны необходимы.
– Знаю, но у меня нет денег.
– Мы не можем бросить научную работу, ради лекарства трудились не покладая рук многие годы! – завопила, забыв об осторожности, Алла. – Вспомни клятву, которую мы дали умирающему Сергею Семеновичу! Неужели забыл?
– Я все отлично помню, – вздохнул Альберт. – Но сейчас вопрос стоит так: либо макароны, либо грызуны. Я предпочитаю приобрести еду для детей.
– Им можно сократить порции, – предложила Алла.
– Не пори чушь, – рассердился главврач, – малыши и так получают минимум.
– А шефы? Они в курсе?
– У них дела еще хуже, чем у нас, начальство тасуется безостановочно. Вчера ездил к новому главному. Тот абсолютный солдафон. Никакие документы смотреть не стал, заявил: «Есть конкретные результаты? Можете произвести лекарство?» Я ему в ответ: «В науке так не бывает, на разработку препарата уходят десятилетия, требуются годы клинических испытаний!» Знаешь, как индюк отреагировал?
– Ну? – мрачно спросила Алла.
– Побарабанил пальцами по столу и отчеканил: «Нет уколов – нет денег. Вы там в потолок плюете, не первый год большие средства получаете. Приходите, когда появятся конкретные результаты. А сейчас, простите, средств на глупости нет».
– Долдон! – подскочила Алла.
– Я ему попытался растолковать суть дела, – устало сказал Альберт, – но его это не впечатлило. И я, похоже, совершил тактическую ошибку. В качестве одного из аргументов сказал: «Михаил Николаевич Лебедев считал наши исследования приоритетным направлением». А этот кретин как рявкнет: «Я не Михаил Николаевич, Лебедев на пенсии. Он развалил ведомство, а сам в кусты!» Короче, выгнал меня. Так что нет мышей и не будет.
Воцарилась тишина. Потом Алла предложила:
– Давай проколем курс Селезневой, а?
– С ума сошла! – отшатнулся Альберт. – Кто нам разрешит эксперименты на детях?
– Я уверена в успехе.
– Нет, нет!
– Не бойся.
– Никогда! – твердил главврач.
– Все будет прекрасно, мы сто раз проверили лекарство.
– Представляешь, что случится, если Селезневой станет хуже? – замахал руками Альберт. – Ну-ка вспомни, кто у нее отец… Нас убьют и закопают в лесу!