Индустриальные новеллы

Верниковская Мария Викентьевна

Алексей Леонтьевич подходит к Виктору и чуть касается его плеча:

— Проследи, браток, за работой. А мне до огонька на фурмах надо привести себя в порядок.

Неторопливо, едва прихрамывая на одну ногу, он выходит через низкую дверку к перекидному мосту, ведущему в контору цеха. Снизу, словно из недр земли, слышится скрежет металла: это железнодорожники подгоняют состав с ковшами. Матовым светом отливают в ночи крыши цехов, а над ними в легком тумане проступают высокие мартеновские трубы. В предутренней тишине едва улавливается мягкое шуршание автомобиля: наверно, на пуск съезжаются гости.

В душевой

Шатилин снимает спецовку, верхнюю байковую рубашку и, склонясь над раковиной, тщательно моет руки, лицо. Когда он появляется на площадке, его чисто бритое лицо с широкими скулами и твердым подбородком кажется помолодевшим и торжественным.

Он идет медленно в строгом черном костюме, белой рубашке, при всех орденах. Издали он видит на площадке собравшихся людей: и своих, и строителей. Узнает заместителя министра, а рядом с ним директора завода, секретаря парткома. Окинув взглядом собравшихся и кивнув им, он, не останавливаясь, идет к печи.

Она ждет его, притихшая, затаенная. Он не один готовил ее к этому торжественно-строгому часу. Были строители, выверявшие каждый шов по чертежу. Были инженеры автоматизации, отладившие все узлы с точностью часового механизма. Были газовики, которые, как минеры, прощупали все ходы и каналы. И теперь печь должна вознаградить всех за их тяжелый и благородный труд.

Шатилин встречается глазами с Виктором и подает ему знак. В ту же минуту со стороны литейного двора появляются трое горновых с зажженными факелами в руках. Они обходят печь кругом, приближая факелы к фурмам, исследуя, нет ли утечки газа. Потом бросают факелы на землю, забрасывают песком.

Алексей Леонтьевич проходит на борт горновой канавы, как на капитанский мостик, и поднимает руку. Это знак мастеру газового хозяйства — подать дутье. Виктор встает рядом с Шатилиным.

В газопроводах медленно нарастает шум, резкий, свистящий. Вот он проник в нутро печи, и она издала глубокий вздох. У ног Шатилина завихрился песок. Горячий воздух из воздухонагревателей воспламенил кокс, на темных фурмах появились огоньки…

Люди стали аплодировать.

А шум домны с каждой минутой утрачивал новизну, становился привычным, будничным…

Через несколько часов Шатилин усталой походкой идет по железному переходному мосту к проходной. На повороте он задерживается у перил и прислушивается. Печь гудит, он слышит ее и отсюда. Высоко на колошнике трепещет флаг, то прилипая к железу, то натягиваясь на ветру. Над ним растекается светло-коричневое облачко дыма. Шатилин делает несколько шагов и снова останавливается. Внизу, у широкого котлована, снуют бетоновозы, на солнце блестит деревянная вязь опалубки. Там закладывается фундамент десятой домны. И от мысли, что он уходит сейчас, быть может, насовсем, все сжалось внутри. Неужели эту, десятую, задуют без него? Нет, не в том смысле, что сумеют ли… В этом он не сомневался теперь. Но как он будет без этих печей? Неожиданно для себя Шатилин поворачивается и направляется в контору.

Дверь в кабинет начальника цеха открыта настежь, но за столом хозяина нет. Ну, конечно, он уехал домой и теперь сутки проспит без сновидений. А вот он, Шатилин, не уснет. Зря он уступил просьбам жены и решился на отставку. Сегодняшний день пуска домны для него вроде прощальный салют. И поговорить вот с начальником не удалось…

Но он не успел

додумать то, что его мучило, как на столе зазвонил телефон. Алексей Леонтьевич берет трубку и слышит голос Виктора:

— Девятая говорит.

— Виктор, это Шатилин. Что у вас?

— Да вот с воздухом что-то не ладится.

Шатилин крепче сжимает рукой трубку:

— Сейчас приду. Посмотрим.

Ему кажется, что доменная печь, как корабль, вышедший в плавание, голосом Виктора кричит «СОС». Утратив утреннюю торжественность, Алексей Леонтьевич быстрой походкой, скрадывающей хромоту, идет на площадку. Он уже не чувствует себя списанным с корабля. Сейчас его подгоняет мысль: «Что там? Как?»

…Через два года Алексей Леонтьевич открывал еще один шлюз — задувал десятую доменную печь. И снова в торжественную минуту пуска выходил к ней в строгом черном костюме, в белой рубашке, при всех орденах. Он надевал их не для показа, а во имя трудового праздника, каким всегда был и останется пуск доменной печи.

Оча! Спасибо!

Самолет летел над Гималаями. Зубчатые вершины гор стыли в безмолвной тишине оледенелых снегов. Высота в десять тысяч метров не смущала Хабарова, он уже однажды преодолел на самолете этот хребет и сейчас думал о предстоящей встрече со своими индийскими друзьями.

Перед глазами возникло подвижное лицо горнового Раджана Сингха. На нем одновременно отражались и радость, и восторг, и испуг. Трудно давалось Раджану огневое дело. Индийский бой никогда не был металлургом в привычном смысле этого слова. Он приходил на работу босиком, в одной дхотти — тазобедренной повязке. Раджану легче было перейти вброд глубокую бурливую реку, чем приблизиться к горну. Увидев хлопья обжигающей пены, он жался к кауперам, садился на корточки, словно под большим деревом у дороги, и смотрел, как русские выпускают металл.

— О дада! О старший брат! — шептали восхищенно его губы.

Погрузившись в задумчивость, Хабаров не заметил, как за окном скользнула тень огромной отвесной скалы. Пассажиры прильнули к иллюминаторам. Хабаров чуть повернул голову и снова откинулся на сиденье. Он снова мысленно постигал связь событий, которые воздвигли прочный мост между далекой Индией и Магниткой.

Летом пятьдесят пятого года в Магнитогорск приезжал Джавахарлал Неру с дочерью Индирой Ганди. В тот год в Индийском парламенте долго и мучительно решался вопрос, кому строить завод в Бхилаи — русским или англичанам. Противниками советского проекта выступали те, кто издавна был связан с английской фирмой «Тата». Решающее слово оставалось за премьер-министром.

Глава индийского правительства интересовался в Магнитке мощностью доменных печей, оборудованием. На восьмой печи мастер Алексей Шатилин преподнес Неру подарок — его бюст, отлитый каслинскими мастерами из уральского чугуна. Неру горячо благодарил доменщиков, а Индира Ганди, взяв отца под руку, попросила сфотографировать их на площадке доменной печи.

Позднее в Магнитогорск приехала группа индийских инженеров. Среди них были и противники советского проекта строительства завода в Бхилаи. Но и они, уезжая, говорили: «Мы знали лучшие заводы Европы, но то, что увидели здесь, нас поразило». Спор в парламенте был решен в пользу советского проекта, советского оборудования.