Inferente. История одного письма

Фадеева Варвара

— То есть, он одновременно и помогает кому–то, и этим самым вредит… — сказала я, и тут же вздохнула — Это так сложно…

— Никто и не говорил, что будет просто. Но в следующий раз, когда решишь назначить кого–то «плохим» или «хорошим», задумайся о ботинках, — посоветовал парень.

Немного помолчав, я всё же вернулась к разговору:

— Допустим, мы не плохие и не хорошие. Но узнав о несправедливости — о детях на фабрике — станем рассказывать об этом. Печатать в газетах, делать рассылки…

— И тогда люди назовут нас фанатиками и психами, — легко ответил

квартирмейстер. — Они будут верить в свою правоту и в то, что им жизненно необходимы ботинки, пошитые детьми. Они так привыкли: сами такие носят, их родители, дедушки и бабушки. Всю жизнь. Скажи им, что можно сделать другие, и тебя заплюют. Может, если гнуть свою линию достаточно долго, и всю жизнь ходить в других ботинках, пошитых, например, взрослыми на автоматическом станке, со временем кто–то поверит и присоединится. Но на то, чтобы разрушить установленный порядок, пойдёт немало усилий и лет. Кто–то, узнав правду, встанет на твою сторону, а кто–то скажет: «Так им и надо! Пойду куплю ещё пару». Для них это правильно и часть привычного мира.

— Но их привычный мир неправильный, — возразила я. — Не может быть правильным мир, основанный на чьих–то страданиях.

— А где ты видела другой? — вздохнул Дрейк. — В любом из них кто–то страдает. Но его качество и развитие определяются отношением к этим страданиям. Как и наши собственные. Либо мы пройдём мимо, и оставим всё на самотёк, либо попытаемся что–то исправить.

— Хочешь сказать, что сколько бы мы ни боролись, в мире всегда будет что–то не так? — констатировала я, чуть выравнивая корабль.

— Да, — кивнул парень. — Может, в нашем обществе и не убивают животных, и ценят человеческую жизнь, но жестокости в нём тоже хватает. И несправедливости. Взять хоть тебя, — добавил он.

— А что я? — растерялась я.

— Ты с детства мечтала стать пилотом, но никто не хотел давать тебе этого шанса. Ты упорно ходила на аэродром, и в результате, своего добилась — за это я горжусь тобой, — добавил он, вызвав у меня смущённую улыбку. — Но подумай обо всех тех девушках, которым сказали, что их единственное предназначение — быть на земле, хранить семейный очаг и тому подобное? Возможно, мир потерял немало хороших пилотов, бортмехаников и даже капитанов. И это только в одной отрасли. Просто потому, что им не хватило упорства, и они родились не в Тарлине, где девушкой–пилотом уже мало кого удивишь.

— Даже когда я выучилась на квартирмейстера, меня далеко не всегда воспринимали всерьёз, — припомнила я. — Все пытались твердить, что не это предназначение девушки.

— Наверное, у тебя уже аллергия на это понятие, — хмыкнул парень, откинувшись на спинку кресла.

— Да нет, — пожала плечами я. — Предназначение — это не плохо, но только если кто–то не пытается определить его вместо нас.

— Пожалуй, то же самое произошло и с животными. Кто–то решил, что их предназначение — быть едой, одеждой или развлечениями. Совершенно позабыв узнать, что они сами об этом думают.

Задумавшись над этим, я ненадолго умолкла, глядя на пустошь за бортом. Местами потрескавшаяся почва была исполосована старыми дорогами, а

вдали виднелся заброшенный город. Его жители, в конце концов, были ничем не хуже и не лучше нас. Они тоже делали ошибки и жили в несовершенном мире. Как и все мы.

Порыв ветра заставил меня прищуриться.

Наша жизнь состоит из маленьких ежедневных выборов. Покупать ботинки, или нет. Зайди в чёрные двери фабрики, или пройти мимо. Помочь пожилому человеку, или остаться в стороне. Мелочи, которые, кажется, не меняют ничего. Но на самом деле — решают всё.

— И что будем делать со всем этим?

— Жить, — пожал плечами парень. — И стараться менять этот мир к лучшему. Может, идеальным мы его не сделаем, но зато так у нас всегда будет работа, — улыбнулся рыжий, и я не смогла не улыбнуться в ответ.

Да… жить.

И очень тщательно выбирать обувные магазины.

Глава 53. То, что нас окрыляет

Я тихонько постучала в двери.

— Да–да.

Кабинет Дигори мало чем отличался от такового у Корсака. На полках кучей свалены книги и бумаги, систематичность в которых знал только сам капитан, а большой деревянный стол имел несколько дополнительных съёмных полок — конечно, тоже забитых под завязку. Большое окно сбоку от рабочего стола всегда блестело чистотой, а два кресла напротив были оббиты плотной синей тканью.

— О, моя будущая невестка пожаловала! — весело сказал он, поднимая взгляд от бумаг. — Приятно осознавать, что теперь меня за такие заявления не попытаются побить.

— Не беспокойся, у тебя всё ещё есть шутки о нас, требующие тумаков, — любезно улыбнулась я, садясь в одно из кресел. — Но я здесь не за этим.

— Удивительно! — вскинул брови старший Скайборн. — А зачем же тогда?

— Хотела поблагодарить тебя, — сказала я, отбросив шутливый тон. — Спасибо тебе большое, что отпускаешь Дрейка.

— О, не стоит, — отмахнулся капитан, откинувшись на спинку кресла. — Я просто пожалел свои нервы и не хотел наблюдать страдания влюблённого сердца во второй раз.

От этих слов я стыдливо опустила глаза.

— До того, как он признался мне в чувствах, я не могла просить его об уходе. Вы оба очень много вложили в этот корабль, и многого добились… А потом решила пойти напролом. Иначе мне пришлось бы самой отказаться от работы в «Терре», — призналась я, играя застёжкой часов, и чуть тише добавила. — Я даже удивилась, что он согласился…

— А я — нет, — пожал плечами Дигори. В ответ на мой вопросительный взгляд, он продолжил — Ты знаешь, чем занимался твой возлюбленный, когда ты полетела учиться?

Я настороженно помотала головой.

— Он искал контрабандистов, которые тебе угрожали.

— Я же просила этого не делать! — воскликнула я, сорвавшись на ноги. — Ради этого и улетела!

— Знаю, — спокойно кивнул капитан, и жестом пригласил меня сесть обратно. — И уж поверь, я говорил ему то же самое около сотни раз. Но в ответ постоянно слышал примерно одно и то же: «Из–за них Габриэлла в опасности! Как я могу сидеть сложа руки?»