Инферно

Браун Дэн

Декоративные хомуты появились на шеях лошадей в 1204 году и сделали это венецианцы для облегчения транспортировки судном от Константинополя до Венеции, чтобы скрыть места, где были разъединены головы.

Дож приказал, чтобы отрезали головы лошадям Св. Марка? Это казалось Лэнгдону невероятным.

— Роберт, — раздался голос Сиенны.

Лэнгдон отвлекся от своих мыслей, повернулся и увидел, что Сиенна пробирается через толпу и Феррис рядом с ней.

— Лошади в стихотворении! — выкрикнул Лэнгдон взволнованно. — Я понял это!

— Что? —

Сиена выглядела растерянной.

— Мы ищем предательского дожа, который отрубал головы лошадям!

— Да?

— Стихотворение не относится к живым лошадям. — Лэнгдон указал вверх на фасад Св. Марка, где луч яркого солнца освещал четыре медных статуи. — Оно относится к этим лошадям!

Глава 73

На борту «Мендасиума» у доктора Элизабет Сински дрожали руки. Она смотрела видеофильм в кабинете хозяина, и хотя она видела некоторые ужасные вещи в своей жизни, это необъяснимое кино, которое сделал Бертран Зобрист до своего самоубийства, заставило ее до смерти похолодеть.

Она смотрела на экран, на котором дрожащая тень с клювообразным носом была спроецирована на мокрую стену подземной пещеры. Силуэт продолжал говорить, гордо описывая шедевр — произведение под названием Ад — которое должно спасти мир путем сортировки населения.

Бог спасет нас, думала Сински.

— Мы должны… — сказала она дрожащим голосом. — Мы должны найти это место под землей. Может быть, еще не слишком поздно.

— Продолжайте смотреть, — ответил хозяин. — Дальше происходит еще более странное.

Внезапно тень маски выросла на влажной стене, вырисовываясь прямо перед нею, пока фигура внезапно не превратилась в скелет.

Черт побери.

Сински уставилась на полностью экипированного врачевателя чумы — завернутого в черный плащ и в леденящей крючковатой маске. Лекарь подошел прямо к камере, его маска заполонила весь экран, создавая ужасающий эффект.

«Самые жаркие уголки в аду, — прошептала она, — оставлены для тех, кто во времена величайших нравственных переломов сохранял нейтралитет».

Сински почувствовала гусиную кожу у себя на шее. Это была та же самая цитата из записки, которую Зобрист оставил для нее на стойке авиакомпании, когда она ускользнула от него в Нью-Йорке год назад.

— Я знаю, — продолжал врачеватель чумы, — некоторые называют меня чудовищем. — Он сделал паузу, и Сински почувствовала, что его слова обращены к ней. — Знаю, есть такие, кто считает меня бессердечным зверем, скрывающимся под маской. — Он опять замолчал, подходя ближе к камере. — Но я не безлик и не бессердечен.

С этими словами Зобрист стянул с себя маску и опустил капюшон плаща, обнажив лицо. Сински оцепенела, уставившись на знакомые зелёные глаза, которые в последний раз видела в затемнённом офисе Совета по международным связям. На этом видео в его глазах были те же огонь и страсть, но сейчас в них было что-то ещё — дикий энтузиазм сумасшедшего.

— Меня зовут Бертран Зобрист, — сказал он, уставившись на камеру. — И это моё лицо, открытое всему миру.

Что касается души… если бы я мог вынуть своё пламенное сердце, как Господь у Данте для его возлюбленной Беатриче, вы бы увидели, что меня переполняет любовь. Глубочайшая любовь. Ко всем вам. И более всего — к одному существу.

Зобрист подошёл ещё ближе, заглядывая прямо в камеру и говоря нежным голосом, будто обращаясь к предмету своей любви.

— Любовь моя, — прошептал он, — мой драгоценный дар. Ты мой источник красоты, конец всех пороков, средоточие все видов добродетели, моё спасение. Это с тобой мы лежали рядом обнажёнными и благодаря тебе я преодолел бездну и обрёл силы на то, что я сделал.

Сински слушала с отвращением.

— Любовь моя, — продолжил Зобрист печальным шёпотом, отдающимся эхом в призрачной подземной пещере. — Ты моё вдохновение и мой проводник, мой Вергилий и моя Беатриче, всё в одном, и этот шедевр столь же твой, как и мой. Если ты и я, как несчастные влюбленные, никогда не коснёмся друг друга снова, я должен обрести покой, зная, что вверил будущее твоим нежным рукам. Моя работа внизу окончена. И сейчас для меня наступило время, чтобы вновь подняться в мир наверху… и вновь увидеть звёзды.

Зобрист замолчал, и спустя мгновение эхо в пещере повторило слово «звёзды». Затем, очень спокойно, Зобрист протянул руку и коснулся камеры, заканчивая передачу.

Экран погас.

— Подземное пространство, — сказал хозяин, отворачивая монитор. — Мы не узнали его. А вы?

Сински помахала головой. Я никогда не видела ничего похожего. Она думала о Роберте Лэнгдоне, надеясь, что он продвинулся дальше в расшифровке загадок Зобриста.

— Если это как-то поможет, — сказал хозяин, — я догадываюсь, в кого Зобрист был влюблен. — Он сделал паузу. — Его личное кодовое имя FS-2080.

Сински подпрыгнула.

— FS-2080?! — Она уставилась на хозяина в шоке.

Хозяин также был поражен.

— Это о чем-то вам говорит?

Сински скептически кивнула.

— Вне всякого сомнения, да.

Сердце Сински колотилось. FS-2080. Хотя она не знала личности человека, она, безусловно, знала, что обозначало кодовое название. ВОЗ контролировал подобные кодовые названия в течение многих лет.

— Движение трансгуманистов, — сказала она. — Вы знакомы с ним?

Хозяин покачал головой.

— Говоря простым языком, — объясняла Сински, — трансгуманизм — философия, заявляющая, что люди должны использовать все доступные технологии для проектирования нашего собственного вида и сделать его более сильным. Естественный отбор.

Хозяин с видимым безразличием пожал плечами.

— По большому счету, — продолжала она, — движение трансгуманистов состоит из достойных доверия лиц — ответственных ученых, футуристов, провидцев — но, как и в большинстве движений, в него входит маленькая, но воинственная фракция, которая верит, что движение движется недостаточно быстро. Они апокалиптические мыслители, считающие, что конец близок и кто-то должен принять решительные меры, чтобы спасти будущее нашего вида.