Информатор
Шрифт:
Бассет и Д'Анжело переглянулись. Что за чепуха.
– Что именно он сказал?
– Он сказал, что вы делаете все, чтобы утопить меня. Он пытался дать показания против других руководителей АДМ, но Джим Никсон сказал, что это вас не интересует. Вам нужно только собрать свидетельства против меня.
– Марк, – ответил Бассет, – в этом нет ни слова правды. Мы дали Рихтеру возможность высказать все, что он пожелает, задали ему множество вопросов не только о вас, но и о других бывших и нынешних сотрудниках АДМ. Их действия мы исследуем очень внимательно.
– Послушайте,
– Попробую, – сказал Уайтекер.
Прошло около часа, и Уайтекер позвонил снова, но не сказал ничего определенного.{356} Он говорил с женой Рихтера – сам Рейнхарт ушел к зубному врачу и вернется только через несколько часов, так что о нарушении антитрестовских законов разговора сегодня не будет. Уайтекер добавил, что, как ему представляется, дело в том, что Рихтер разочарован предыдущим допросом.
– Он сказал, что ФБР и Министерство юстиции стараются выгородить АДМ, Андреасов и Джима Рэнделла, – негодовал Уайтекер, – и что говорить с вами все равно что говорить с адвокатами из «Уильямс и Конноли».
– Он утверждает, что мы не хотели слушать его показаний против АДМ? – спросил Бассет.
– Он сказал, что вы слушали их, но без интереса.
– И какие же факты он не успел нам сообщить?
Уайтекер минут десять перечислял различные сюжеты, в том числе взятку в два миллиона долларов, которую Дуэйн Андреас дал одному из мексиканских политиков, и четыре миллиона, которые Джим Рэнделл выплатил Крису Джонсу.
Д'Анжело все записал, хотя почти все было известно ему и раньше. Эпстайн еще несколько недель назад говорил им, что Рихтеру не терпится поделиться информацией с агентами ФБР. Но во время допроса Рихтер и не заикнулся об этом. Либо Рихтер осторожничал, либо Уайтекер врет.
И агенты не сомневались в том, какое из этих предположений ближе к истине.
Мощная каменная кладка с трудом выдерживает вес шестнадцати этажей здания Монадиок на Западном бульваре Джексона в центре Чикаго.{357} Монадиок построен в 1891 году и в те времена был самым высоким зданием мира, а теперь он карлик среди стальных гигантов. Он стоит наискосок от федерального здания Дирксена. Его архитектурные достоинства привлекают многих ведущих чикагских адвокатов. Не устоял и Джефф Стейнбек, к которому обратился Рон Феррари. Стейнбек уже несколько недель пытался организовать вторую встречу агентов ФБР со своим клиентом в надежде предотвратить вероятное судебное преследование. Феррари есть что сказать, соблазнял он агентов. Наконец встречу назначили на 6 декабря.
Джим Никсон, Д'Анжело и Бассет вошли в вестибюль Монадиока и направились к лестнице из полированного алюминия. Вестибюль был тесен и темен, как коробка из-под обуви. Старомодные электрические лампочки, ввинченные в тянущиеся из стен щупальца, напрягались в попытке
– Тони! – приветствовала их дама в приемной. – Как поживаешь?
– Нормально, Кэрол, – отозвался Д'Анжело. – А ты?
Агенту уже приходилось бывать у Стейнбека.
Вслед за Кэрол они прошли в кабинет адвоката. Столбы солнечного света лились из окон на стены с фотографиями сцен боксерских поединков. Стейнбек страстно любил бокс. Адвокат сидел за столом, а рядом в кресле пристроился Феррари. При появлении гостей Стейнбек встал, широко улыбаясь.
– Заходите, заходите, – прогудел он. – Присаживайтесь.
Гости расположились в креслах у стола. Перекинувшись с ними несколькими необязательными фразами, Стейнбек перешел к делу.{358}
– Рон готов сотрудничать, – сказал он. – Он правдиво и исчерпывающе ответит на все ваши вопросы. Правда? – обратился он к Феррари.
Тот молча кивнул.
Стейнбек продолжил монолог, сказав в заключение, что Феррари сознает всю важность правдивых показаний. Агенты начали делать записи. Речь произвела на них впечатление: Стейнбек был профессионалом высшего класса. Ясно, что перед их приходом Стейнбек основательно поработал с клиентом и внушил ему, что пытаться обмануть ФБР означает копать самому себе яму.
– Итак, – произнес адвокат. – Я просмотрел «форму триста два» первого допроса Рона и нашел кое-какие моменты, требующие уточнения.
Агенты знали, что на языке адвокатов «уточнение» означает, что свидетель меняет показания.
– Во-первых, Феррари сказал, что перевел со своего счета в Гонконге полтора миллиона долларов Уайтекеру на Кайманы через два или три месяца после поступления этих денег на его счет. На самом деле прошло не менее одиннадцати месяцев.
Д'Анжело записал это. Стало быть, заявление Феррари о желании избавиться от этих денег как можно скорее было ложью.
Во-вторых, сказал Стейнбек, чтобы отдать Уайтекеру долг в двадцать пять тысяч долларов, его клиенту потребовалось времени больше, чем он указал в прошлый раз. И в-третьих, надо внести поправки в показания Феррари о тех двадцати пяти тысячах, которые они с женой, по его словам, скопили и держали в банковском сейфе. Стейнбек выжидательно посмотрел на клиента.
– Эти деньги я получал неофициально, когда играл с «Сан-францисскими золотоискателями», – сказал Феррари.
– За что? – спросил Д'Анжело.
Феррари, опустив глаза в пол, пробормотал что-то неразборчивое. Стейнбек вмешался в разговор.
– Понимаете, в футболе иногда делаются вещи, которые не дозволены официально, – объяснил он с лукавой улыбкой.
Агенты все еще не понимали, о чем идет речь.
– Бывает, что в команде противника есть неудобный, опасный игрок. И руководство команды выплачивает своему футболисту некоторую сумму за то, чтобы он нанес травму этому неудобному игроку.
Агенты недоверчиво уставились на Стейнбека. Футболистам-профессионалам платят незаконные суммы за то, чтобы они калечили друг друга?