Инклюзиция
Шрифт:
Вскоре тишина подвала затянула их в тяжёлый, но такой необходимый сон.
Глава 3
Тишина была густой, как будто мир затаил дыхание. Её нарушали лишь редкий скрип старых половиц да отдалённое гудение холодильника. Данила лежал на скрипучей кровати, устремив взгляд в потолок, покрытый пятнами времени. Мысли разрозненно кружились в его голове, как вороны, не находя покоя.
Рядом с ним лежала Мила. Её ровное дыхание разрезало тишину, успокаивая и тревожа
Он повернул голову. Светлые девичьи волосы рассыпались по подушке. Она выглядела такой хрупкой, такой уязвимой. В её лице не осталось ничего от холодного презрения, которым она привыкла защищаться.
Когда Данила протянул руку, его пальцы слегка дрогнули. Он осторожно убрал выбившуюся прядь с её лица. Кожа её щеки была тёплой, неожиданно мягкой. Мила шевельнулась, и приподняла веки.
На мгновение в её взгляде мелькнула растерянность, но затем она встретилась с его глазами. В них читались страх и неуверенность, но не холод. Они были одни в этом доме, окружённые кошмаром, который поглотил весь мир.
– Извини, – прошептал Данила, его голос был едва слышен. – Я не хотел тебя разбудить.
Мила не отстранилась, но и не придвинулась ближе. Её дыхание стало чуть быстрее.
– Всё в порядке, – ответила она так же тихо. – Я всё равно не могла уснуть.
Данила убрал руку, чувствуя странную смесь неловкости и облегчения. Тишина между ними растянулась, густая и тяжёлая, словно атмосфера подвала всей массой дома давила на них.
– Как ты думаешь, сколько прошло времени? – вдруг спросила Мила. Её голос звучал чуть громче шёпота, как будто она боялась разрушить хрупкий покой.
Данила покачал головой.
– Не знаю. Время теперь кажется другим. Будто мы живём в другом мире, в другой реальности.
Девушка села на кровати, прислонившись спиной к холодной стене. Она смотрела на него, и её лицо было неожиданно мягким.
– Расскажи мне о себе, – сказала она, нарушая молчание. Её голос был спокойным, но в нём звучало ожидание чего-то, способного разрушить ужас внутри нее.
Данила замолчал. Его взгляд снова устремился к потолку, будто там он мог найти ответы. Его лицо слегка нахмурилось, но потом он глубоко вдохнул и начал говорить.
– Я родился и вырос в Москве. Почти всю жизнь жил на окраине, в обычной девятиэтажке. Панельный дом, одинаковые дворы, где все знали друг друга. Потом перебрались сюда. У меня была… да и есть семья. Мама, младшая сестра Аня. Папа… он ушёл два года назад. Просто однажды сказал, что больше не может, и ушёл.
Он вздохнул, его глаза потемнели.
– После этого всё изменилось. Моя мама врач, она начала работать ещё больше. А я стал заботиться о сестре. Ей тогда было восемь. Она долго не могла понять, что папа ушёл навсегда. Сначала думала, что он в командировке. Каждый день спрашивала о нём. А я… я не знал, как объяснить,
Данила ненадолго замолчал, но затем продолжил:
– Я всегда был… обычным. В школе, в университете. Учился нормально, но не отлично. Никогда не был лидером. Просто существовал. Отец часто говорил мне: «Ты должен быть сильным, Даня. Ты мужчина». Но я никогда не чувствовал себя таким.
Его голос стал тише.
– Когда отец ушёл, я понял, что теперь всё на мне. Сначала это казалось невозможным. Аня часто плакала по ночам, мама приходила домой усталой, но улыбалась, чтобы поддержать нас. Я пытался быть полезным – готовил, убирал, помогал с уроками. Но всё это казалось таким незначительным.
Мила внимательно слушала. Её лицо оставалось спокойным, но в глазах появилась лёгкая тень сочувствия.
– Когда я поступил в университет, мама была так горда, – продолжил Данила. – Она сказала: «Ты сделал это, Даня. Ты на правильном пути». Но я никогда так не думал.
Его голос затих. Он снова уставился в потолок, словно тяжесть воспоминаний лишила его сил.
Мила не торопила его. Она смотрела на него, и в её взгляде впервые не было ни насмешки, ни презрения. Только понимание.
– Для меня университет был просто продолжением пустоты, – тихо сказал Данила, не отрывая взгляда от потолка. – Учёба, лекции, сессии – всё сливалось в одно. Я не знал, чего хочу. Просто плыл по течению.
Он замолчал, но через мгновение продолжил ещё тише:
– Знаешь, что самое странное? Когда всё это началось, я подумал, что это моя вина. Будто я сделал что—то не так, что привело к этому. Черви, вторжение – всё произошло так внезапно, так… необъяснимо. И тогда я понял, как мало ценил то, что у меня было. Обычную жизнь. Семью. Даже те моменты, когда отец был с нами.
Он повернулся к девушке. Их глаза встретились, и она заметила в его взгляде смесь боли и признания.
– Я просто человек, который никогда не понимал, что для него важно. И только теперь, когда всё разрушено, я начинаю видеть, что я потерял.
Мила долго молчала, её взгляд был сосредоточен на нём. Наконец, она тихо произнесла:
– Ты не всё потерял. Ты всё ещё здесь. Ты можешь что—то изменить.
Данила едва заметно улыбнулся, но ничего не ответил. Его взгляд снова устремился к потолку.
Мила продолжала наблюдать за ним. Её выражение лица стало мягче, но в нём читалась печаль. Она осторожно протянула руку и слегка коснулась его ладони. Её прикосновение было лёгким, почти неощутимым, но тёплым.
– Ты найдёшь свой путь, Данила, – сказала она. – Ты сильнее, чем думаешь.
Он повернулся к ней. В его глазах мелькнул отблеск благодарности. Он кивнул, но снова промолчал. На этот раз тишина между ними не была напряжённой. Она казалась утешительной, словно эта короткая передышка могла залечить их внутренние раны.