Инктобер. Месяц перемен
Шрифт:
Варя в играх участия не принимала. Зато ей было интересно наблюдать за одноклассниками. Некоторые не ломали голову, что ляпнуть, – их легко было раскусить. «Я не люблю синий цвет» – Лара Морозова. Ага, как же, синее пальто, синяя блузка, даже носки – и те синие!
А некоторые заставляли подумать, ловко сбивали со следа. Полина Кузина сообщила, что увлечена историей русского народного костюма. Никто не усомнился – недавно проект по этой теме защищала. Оказалось – нет, просто взяла готовый материал, а вообще это её ни капли не интересует, она по уши в корейцах, слушает кей-поп,
Или вот Арсений Якушкин. Так подробно описывал, как готовят пчёл к зимовке, что все поверили: он по-настоящему это делал. Оказалось – изучал в теории, а факт ложный.
Варя отметила, что, разгадывая, почти всегда попадает в точку. Она даже удивлялась – чего ошибаются другие?
– Куда? – рявкнула Майка. Варя сначала не поняла на кого. – По очереди!
– А я не в очередь, что ли? – голос из-за соседней парты.
– Сейчас Скворцова!
– Она не играет!
– А ты у неё спросила? Или человек тебе пустое место? Говори! – приказала Майка, теперь уже Варе.
Все замолчали. Варя услышала, как шумит кровь у неё в ушах. Она хотела уже отказаться, но посмотрела в сощуренные Майкины глаза…
– Я люблю рисовать, – произнесла она в обступившей её тишине. – Я люблю алгебру. И… – она зачем-то встала, точно отвечала урок, и нечаянно взглянула на Родиона.
Тот, кажется, до этого момента не очень следил за происходящим, но сейчас на Варю смотрел внимательно. Все на неё смотрели.
– Я очень люблю детей, – закончила Варя.
Оригинально, ничего не скажешь. Ну, она и не готовилась, не думала даже, что позовут в игру. Потому и раскусили её как-то мимоходом, и сразу же загалдели о другом. Варя опустилась на стул, успокаивая встревоженное сердце.
Больше внимания на неё никто не обращал, даже Майка, а Варе очень хотелось поймать её взгляд и хоть попытаться угадать: зачем она её вызвала? Чего добивалась? Поддержать хотела или наоборот? Но Майка нацепила вечные свои наушники и до конца дня к обществу одноклассников уже не возвращалась.
Варя медленно спускалась со ступенек школьного крыльца, когда её окликнули. Перед ней стоял Родион.
– Это немного странно, – предупредил он. – Ты сказала, что любишь детей?
Он потрогал пальцем переносицу. Смущается? Вышло у него так просто и мило, что Варя забыла, как дышать.
– А ты не могла бы время от времени присматривать за моей младшей сестрой? Типа няни. Я бы даже заплатил…
Варя молчала.
Родиону очень нужно решить эту проблему с сестрой. Что у него за дела, что он не может провести время с мелкой, Варе пока было неинтересно. И не важно.
Важно другое. Она нужна ему! Пусть и в качестве няни. Нужна!
Очень хотелось крикнуть: да какая оплата? Даром! Всё, что захочешь!
– Ну? Что скажешь? Варь?
Вопрос повис в воздухе. Вместе с именем, произнесённым ЕГО губами.
– Не надо денег, – тихо сказала Варя. – Я хочу попросить тебя о другом.
9 октября
Дирижабль
Я сидел на подоконнике и смотрел вниз. Там суетились люди. Суетились – громко сказано, конечно. Просто ходили по узкой дорожке между
От нечего делать я стал считать тех и других. Как игру вёл. Примерно вничью: там двухподъездная девятиэтажка, а тут этажей всего пять, зато по восемь комнат на площадке. Ничего такой муравейник! Я увлёкся, даже комментировать стал, как во время матча. Очнулся, плюнул.
Ну почему как выходные – так накатывает тоска? Я-то думал, что начинаю привыкать…
Марк всё-таки явился тогда в клуб. Чтобы увезти меня домой. Я бы сам не добрался. Он хорошо поступил, правильно. К слову, это было не последнее моё такое приключение, но он каждый раз забирал меня без возражений. Даже не упрекал.
Не подвиг, конечно, но поступал ведь как порядочный брат. Я вроде как благодарность должен был испытывать, но почему-то испытывал неприязнь. Или чувство вины. Или ещё что-то. Есть люди, у которых с эмоциями всё просто. Они злятся, либо радуются, либо обижаются. У меня же сразу туча всего, поэтому мне сложно определить, что я испытываю. А модное проговаривание чувств только злит.
В общем, бесил он меня. С каждым разом всё больше и больше, а когда я в таком состоянии, я быстро воспламеняюсь. Не человек, а дирижабль.
Знаете, почему дирижабли не прижились? Если даже не считать их взрывоопасности? Один ангар стоит в сто раз дороже, чем сам дирижабль. И обслуживают его восемьдесят человек минимум. Современные технологии, наверное, изменили бы что-то в лучшую сторону. Но всё равно. Нерациональный аппарат. Обречён на вымирание.
Вот и я. Боюсь, что тоже.
Обречён.
Я ткнулся лбом в стекло. Что ж так тошно-то? Плохо то, что я алкоголем не затарился. Сделал ставку на выдержку: должен в трезвом уме через всё пройти. Переоценил себя – ломало меня так, что мама не горюй. Возникла даже мысль нарушить на полчаса своё заточение, пойти купить чего-нибудь… успокоительного. Вроде пялиться на прохожих, потягивая пиво из горла, – значимо и атмосферно. А просто так – тупо, да. Не знаю. Такие традиции.
Думаете, победила выдержка? Щаз! Просто обуваться и искать одежду было лениво, а топать до магазина страшно, я уже от людей отвык, общаясь с призраками прошлого да с игрушечными людьми внизу. В итоге не пошёл. Завалился спать, как всегда.
10 октября
Новое платье
Варя не лукавила. Она в самом деле любила детей. Она иногда слышала, как одноклассники жалуются на младших, как те мешают, надоедают, отбирают что-то и вообще вредничают.
Она этого искренне не понимала. Конечно, старшие чаще всего жалуются не всерьёз, но всё равно – как можно жалеть что-то для маленького, не важно что – пиццу, общий компьютер или свободное время? Будь у неё брат или сестра, она бы нянчилась с ним (или с ней) сутки напролёт! И он бы не стал вредничать (она бы не стала) – какой смысл, если и так получит всё и с избытком?