Инкуб. Строптивая добыча
Шрифт:
Только теперь я заметила, что на просёлочной дороге, заметённой снегом, в отдалении маячит чёрная карета на массивных колёсах.
Я плюхнулась на саквояж и уселась на него сверху. Без сил уронила раскрытые ладони на колени.
Кажется, это была последняя капля, которая прорвала плотину. Я больше не могла держать в себе все те эмоции, что бушевали внутри.
Слёзы закапали из глаз.
Инкуб резко оставил своё место, которое основательно протоптал за ночь, и двинулся ко мне. Остановился надо мной, глядя с высоты своего роста. Такой пронзительно-чётко очерченный
– Почему ты плачешь? Тебе настолько противно моё присутствие?
Он… то есть правда не понимает?
Видимо, какая-то область в мозгах этих хищников атрофировалась и отмерла за ненадобностью. Неужели он никогда её не отрастит?
Поднимаю глаза на него. В этот раз наши взгляды сцепились так, что кажется, эту связь больше не разорвать. На ресницах стынут слёзы, превращаются в хрустальный снег.
– Нет!! Глупый инкуб. Я плачу потому, что я чертовски устала делать вид, что мне всё равно! Что без тебя я не умираю медленно каждый день. Что ты… мне не нужен. – И добавляю тихо севшим голосом, почти беззвучно, лишь шевеля губами. – А ты мне нужен. Очень.
Он на мгновение прикрыл глаза
Словно та радость, которую успела заметить в них за мгновение до, ранила его насквозь, как остро заточенное копьё.
А потом наклонился, подхватил меня под плечи и коленки – я не успела и ойкнуть. И потащил прямо по наметённому за ночь снегу – туда, где нетерпеливо перебирали копытами гнедые с белыми бабками кони.
Саквояж благополучно остался на месте.
– Но… мои вещи!
– Я куплю тебе новые.
– Деньги!
– Они тебе больше не понадобятся.
– Рекомендации…
– Ты больше гувернанткой работать не будешь.
У меня закончились аргументы.
Спорить больше не было никаких моральных сил.
Я лишь растерянно следила, как приближается карета, как чрезвычайно спокойный на вид мужчина средних лет учтиво приподнимает шляпу на козлах, совершенно ничему не удивляясь.
У самой кареты Велиар останавливается.
Он даже не сбил дыхание, как будто я весила не больше пушинки.
– Там были какие-то ценные для тебя вещи?
– Н-нет… из ценного у меня только воспоминания. А они всегда со мной.
– Вот и отлично.
Инкуб поставил меня на ноги, распахнул дверцу и помог взойти по ступеням.
– Но куда…
– Я тебя забираю. Ты же хочешь увидеть мой дом?
Вот тут я осеклась.
Никогда в жизни не слышала, чтобы инкуб подпустил хоть кого-то так близко, чтобы привести в своё жилище. В носу снова защекотало.
Хлопнула дверца, отсекая меня от прошлого.
Вот теперь, кажется, я действительно перевернула страницу.
Уснула, едва карета тронулась. Так и спала, потеряв счёт времени – забравшись с ногами на обитое бархатом сиденье, положив инкубу голову на колени. Накрытая его пальто.
А он, кажется, даже шевелиться боялся, чтобы не потревожить мой сон. Только гладил украдкой по волосам.
Глава 17.
Когда я проснулась,
Мы, кажется, ехали вдоль какого-то леса, и мелькающие стволы деревьев бегущими полосами теней прочерчивали карету. Сегодня удивительно солнечный зимний день.
Стоп.
А точно сегодня?
Я рывком села, с сожалением покидая чрезвычайно удобное и оригинальное место для сна, на котором покоилась. Вряд ли коленям инкуба было так же удобно. Он что же, всё это время не двигался?..
– Сейчас ещё сегодня или уже завтра? – сконфуженно спросила я, протирая глаза.
А то как-то подозрительно я выспалась для нескольких часов сна. За всю свою жизнь так шикарно не высыпалась.
– Для меня – сегодня, - усмехнулся инкуб слева от меня.
Я всё-таки с горем пополам разлепила ресницы и уставилась на Велиара.
Он сидел вальяжно в углу кареты в белой рубашке, расстёгнутой на верхние пуговицы. Являя мне будоражащее зрелище загорелой мускулистой груди. Сюртук, скомканный, валялся на полу. Опершись локтем на оконную раму, инкуб рассматривал на меня из-под полуприкрытых век.
Лохматый, расслабленный, довольный и какой-то удивительно домашний, уютный.
Я вдруг осознала, что мы редко, а может и вообще никогда не виделись днём, при свете солнца. Всё больше ночами, урывками, украдкой, по каким-то конюшням, пыльным закуткам, театральным ложам, чердакам… Но чтобы вот так, при свете дня, под тёплыми солнечными бликами, когда не надо никуда бежать, никуда спешить, ни от кого прятаться… удивительное, нереальное, сказочное чувство.
Я аж задохнулась от захлестнувших эмоций. Оказалась совсем не готова к тому, какой непереносимой нежностью защемило сердце.
Смутилась и потупилась.
– Ты сам виноват в том, что все мои вещи остались в сугробе. У меня даже щётки для волос, и той нет. Так что благородному лорду придётся терпеть свою попутчицу не в самом презентабельном виде, уж простите великодушно.
Вдолбленное с детства воспитание, а потом ещё и годы практики гувернанткой, когда хочешь не хочешь, а разовьётся профдеформация, буквально вопили внутри меня, что я выгляжу совершенно ужасно и недопустимо для леди.
Я поторопилась распустить остатки причёски, аккуратно складывая последние уцелевшие шпильки рядом с собою на бордовый бархат, и принялась кое-как расчёсывать волосы пальцами. Спутанные тёмные пряди поддавались так себе, вились своевольными локонами до самого пояса. Я избегала смотреть на инкуба – только в стену – и практически спряталась от него за завесой волос.
Сразу было видно, что эта карета не приспособлена для гостей. В ней инкуб путешествовал всегда в одиночку.
Одна-единственная кушетка с мягкой спинкой, а напротив – намертво вкрученный в стену столик красного дерева с углублением для кружки или стакана. Под ним – закрытая экраном жаровня, которая даже зимой позволяла путешествовать в комфорте, рядом резной сундук. Правее в стене – запертое сейчас крохотное окошко на задвижке, которое, судя по всему, можно было открыть, чтобы пообщаться с кучером.