Инквизиция: Омнибус

Френч Джон

Патриарх сделал знак когтем.

— Ведите ее осторожно, братья и сестры, — сказал стражам магус, широко улыбаясь, но улыбка была кривой.

Итак, МеЛинди приблизилась к чудовищу на троне: злобный, клыкастый, покрытый броней гигант, повелитель чужих. Глаза существа уставились на нее из-под костяных бровей. Одна из его нижних, человеческих рук, украшенная кольцами с сапфирами и топазами, задумчиво била по огромной увенчанной когтями чужацкой руке, лежавшей на колене твари. Одно из копыт постукивало по полу. С резким звуком он терся своим бронированным

спинным гребнем, выступающим из кривого позвоночника, о резную спинку трона, будто у него была чесотка. Он высунул лопатообразный язык, пробуя воздух.

МеЛинди поклонилась ниже, чем от нее требовалось, выметая из головы любые мысли ассасина, впитывая и излучая обратно так хорошо, как только могла ауру уродливого, нечестивого обожания.

— Молю об убежищщще, величчаайшший отец, — прошипела она.

Это был момент истины.

Ноздри патриарха расширялись, втягивая слабые масляные ароматы ее подложного тела. Фиолетовые глаза с прожилками кровеносных сосудов, одновременно отвратительные и притягивающие, тщательно осматривали ее. Этот взгляд ласкал ее, проникал в нее, будто нежное лезвие скальпеля, покрытое пьянящей возбуждающей слизью. Злой дедушка задумчиво щелкнул когтями. Ударом копыта он раскрошил и так уже потрескавшуюся плиту на полу.

Нет, не злой… Так нельзя думать об этом великолепном патриархе!

Эмпатия это путь к перевоплощению.

К узнаванию.

Как МеЛинди хотелось сбежать из этого пристанища монстров и полумонстров! — хотя конечно было уже слишком поздно бежать.

Бежать? Ха! Та же чудовищность была скрыта в ней самой. В таких обстоятельствах побег не имел смысла. Она тоже была монстром.

Следовательно, она должна ощутить патриарха как воплощение…Благости. Отцовства. Мудрости. Зрелости.

Покрытый броней монстр был сопоставим с воплощением любви для нее. Глубокой и абсолютной любви. Любви, которая абсолютно превосходит страсти и влечения обычных мужчин и женщин, — какими бы глубокими эти чувства не казались их обладателям.

МеЛинди конечно имитировала подобные эмоции в прошлом. Глазом ассасина изучала уязвимые места, похоть, страстную одержимость, нежность, даже если сама не была им подвержена…

Этот патриарх генокрадов излучал такую мощную, оберегающую, всестайную любовь — любовь к своему племени, к самому себе, монстру который не мог не быть истово самовлюбленной и самоосвященной чудовищностью.

О да, любовь, дикая, извращенная любовь.

И абсолютная, животная верность.

И мечта, которая овладела этим чудовищем, подобно демону: нутряное понимание своей цели.

Целью было укоренить свой род. Человеческие существа казалось, исповедовали те же принципы случайно и непредумышленно — хотя результата достигали тысячи раз на тысячах людских миров, многие из которых взрывались будто чирьи, гноем которых были человеческие существа.

Генокрады были вынуждены быть более усердными. Они не могли сплестись в соитии с себе подобными и произвести парочку детенышей.

Генокрады

с охотой — нет, с непреодолимой страстью, — внедрятся в любой вид. Люди. Орки. Не важно. Эльдар. Попутно они способствуют извращению и крушению этих видов.

В определенном смысле генокрад воплощал собой вселенскую любовь. Любовь, которая не знала видовых границ. Они не проводили различий между мужским и женским полом. Между людьми и полулюдьми, между людьми и чужими.

Потому этот патриарх был воплощенной любовью! Страшной, порабощающей любовью. Почти…

Его цель требовала также безрассудной, самоубийственной ярости при защите своего предназначения.

И в то же время требовался хитроумный ограничитель — интеллект.

Этот разум не знал ничегошеньки о машинах, космических кораблях или болт-пистолетах, о динамо-машинах или ветряных мельницах. Инструменты? Наши соплеменники будут использовать эти вещи за нас. Но этот разум обладал знаниями о физиологии и чувствах, гормональных реакциях, генетическом и гипнотическом контроле.

Слезящиеся фиолетовые гипнотизирующие глаза патриарха на отвратительном багровом лице, оценивали МеЛинди в ее ложном облике гибрида… Видя… существо одной с ним крови?

Или видя ее насквозь? Собирается обрушить свой коготь? Люблю тебя, думала она. Преклоняюсь перед тобой. Абсолютно восхищаюсь тобой. Так же как боготворила Каллидус. Как почитала руководителя дана омега… (Нет! Не его. Не Тарика Зиза!)

Также, как она благоговела перед… Императором на Терре. Этот мудрый, любящий патриарх был ее Императором тут. Великим всеоотцом.

Было ли у него личное имя? Было ли оно у кого-либо из генокрадов. Патриарх бессловесно хрюкнул.

Позади нее, магус качался взад-вперед, воспринимая ментальные послания чудовища. Гибрид из другой звездной системы не обязательно должен был воспринимать их.

— Даруем убежище, — пробормотал, наконец, магус. Принимаем тебя в наше жилище и в нашу священную войну.

Патриарх закрыл глаза, будто отпуская МеЛинди. Он сложил свои человеческие руки на вздутом, покрытом панцирем животе, и казалось, погрузился в грезы. Его когти ритмично подергивались. Возможно, он пересчитывал своих детей, внуков и правнуков. К числу которых разумеется МеЛинди не относилась. Так что хотя ее приняли в паству, или по меньшей мере допустили на перефирию паствы, она не была полностью связанной с ней, как остальные в этом подземном оплоте.

И как много их тут было. Чудовищно искаженные члены стаи бок о бок прихорашивались и распевали хвалы. Они шипели друг другу интимности. Они уходили по делам культа. Они наблюдали и охраняли. Они нянчили молодняк клана, некоторые, из которых были отмечены заражением, другие казались почти обычными миловидными детишками, за исключением бугристых бровей и зловещего света в их глазах.

Когда МеЛинди смотрела на ясельную часть, она думала о том, сколько этих смертоносных, зараженных детей ей придется убить, прежде чем она покинет это место.