"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
Она продолжала крепко держать его за сапог, а он думал, поглядывая то на нее, то на мужика, то на их дочерей. Казалось, что удача улыбается ему, но он боялся поверить в это. Наконец, он произнес:
— Сержант, бабу и девок в лагерь, пусть покормят их, и не обижают, а ты, — теперь он говорил еретику, — покажешь, где ваша старая ратуша и где ход.
— И не вздумай злить господина, — шипела баба со злостью, и даже щипала своего мужа, — покажи все, иначе нам худо будет.
— Уйди, дура, — тихо отбивался мужик, пытаясь встать, — уйди, я сказал.
Сыч помог ему
— Ну, куда идти, где ваша, старая ратуша?
— На север вдоль канала, — нехотя говорил еретик, — а как до собора святого Петра дойдете, так налево поворачивайте. Так и дойдете, авось не перепутаете.
— Иди, давай, — сказал Сыч и с силой толкнул его в спину и дал ему по башке, — покажешь все нам сам, и ратушу, и ход.
Один из солдат повел женщину и девочек в лагерь, все остальные двинулись за еретиком к ратуше.
Ратуша стояла на красивой площади и действительно была старой, грузное здание из некогда красного кирпича казалось черным. Ворота. У здания были большие ворота, видимо, когда-то оно служило еще и складом и казначейством и городским арсеналом, а может, и первой тюрьмой.
— Ну, — сказал кавалер еретику, — открывай, показывай, где ход.
— Ход я вам покажу, да только замурован он, — нехотя отвечал тот.
— Ну, так ты ж нам его размуруешь, — ласково уговаривал Сыч, держа мужика за шкирку, — размуруешь ведь?
— Мне помощники надобны будут, — говорил еретик невесело, — инструмент опять же.
— Все тебе будет, — обещал Сыч, — ты давай ворота открывай пока, показывай, где ход, а уж с помощниками и инструментом мы поможем.
Ворота были старые, но еще крепкие, на них были петли под замки, но замков не было. Еретик приналег на одну створку, потянул, та без скрипа, но с трудом, пошла, еретик пыхтел. Упирался, а Сыч стоявший рядом менялся в лице, он видел что-то, отчего бледнел и начинал пятиться от ворот. У солдат, что стояли рядом с ним тоже округлялись глаза, они стали неистово осенять себя Святым знамением, забубнили молитвы. Волков не понимал, что происходит, просто наблюдал за происходящим. И тут еретик отворил сворку ворот и сам увидал то, на что глядел Сыч и солдаты.
Мужик сначала скрючился, как от боли, потом вылупил глаза, и, заорав «Господи да свершится воля твоя» кинулся бежать. Бежал он мимо кавалера, и тот, вытащив сапог из стремени, толкнул им пробегавшего еретика, и он кубарем полетел по мостовой. Затих, лежал и истово молился.
Кавалер решил узнать, что ж такого все увидели в ратуше и чуть тронул шпорами коня. Конь сделал несколько шагов, прежде чем Волков увидел то, что всех пугало.
В ратуше стояли люди. Худые, изможденные, в драном платье, босые. Все они были в язвах, у многих были черны пальцы, у всех были бубоны на разных частях тела многие из которых полопались и из них вытекал черный, вонючий гной. А глаза у людей были серые, как в дымке, так что и зрачков почти не разобрать в них.
— Мертвяки, — сказал кто-то рядом с кавалером.
Кавалер оглянулся, рядом с ним
— Мы ж с вами ночью таких рубили, господин.
Солдат был прав, Волков узнал их по запаху. Запаху гноя и тухлятины.
— Как тебя звать? — спросил он у солдата.
— Гюнтер, господин.
— Возьми трех человек, Гюнтер, и начинай ломать вон тот забор.
— Хорошо, господин, а не скажете, зачем?
— Скажу, нам нужны дрова, я сожгу этих бедолаг. Негоже мертвым ходить среди живых, Гюнтер, даже ночью.
— Истинно так, господин, — согласился солдат.
— Сержант, пошли одного человека к капитану, пусть приведет еще десять человек, могут понадобиться. А еще рукавицы, уксус и крючья пусть принесут, — произнес кавалер, не отрывая глаз от стоявших и не шевелящихся мертвых людей.
Вскоре Пруфф привел людей, и они стали собирать мебель по пустым домам, разобрали забор, затем стали крюками валить наземь и стаскивать мертвяков на костер. Дело было не простое тяжелое, грязное и страшное. И тут ко двору пришелся брат Семион, которого капитан догадался привести с собой. Он беспрерывно читал заупокойные молитвы и подбадривал солдат, говоря им, что они делают важное дело. А заодно он клеймил еретиков, поглядывая на местного каменотеса:
— Вот, дети мои, глазами своими видите вы, до чего доводит ересь. Неупокоенные не находят себе места даже после смерти. Предались они ереси, отрицая Бога истинного и Матерь Церковь нашу. Как они отринули Господа нашего при жизни, так и Господь отвергает их после смерти и не дарит им упокоения. Господи, прими души детей твоих заблудших. Уверовали они лжепастырям своим, поверили слову каверзному, в темень шли, презрев путь светлый и истинный, помолимся дети мои.
Волков не поленился слезть с лошади, сложил руки, прочел короткую молитву, осенил себя святым знамением. Солдаты тоже останавливались, молились и тоже осеняли себя и после этого принимались вновь цеплять трупы крючьями и тащить их к костру, с трудом затаскивая их на дрова.
А брат Семион стоя рядом с еретиком, продолжал, да так, чтобы тот был вовлечен в разговор:
— Видишь, что бывает с отринувшими Господа, нет покоя им ни в царстве живых, ни в царстве мертвых.
Еретик сидел на земле, усердно молясь, и глядя на происходящий ужас. Услышав слова монаха, он пробурчал:
— Так у нас в городе, собратьев лишь каждый пятый, а все остальные ваши паписты. Считай, вы своих упокаиваете.
Но таким доводом брата Семиона было не взять, он только усмехнулся в ответ и произнес:
— И поделом братьям нашим, коли не уберегли город свой от ереси, так и разделят участь еретиков пусть. В славном городе Ланне чума была, а еретиков не было, оттого и не бродили мертвецы богомерзкие по улицам Ланна. Оттого и благолепие на улицах Ланна и колокольный звон по утрам, а у вас мерзость и прах на улицах.
Еретику и ответить было нечего, он стал молиться еще истовее.
Кавалер отошел от них, заглянул внутрь ратуши, трупов там уже не было.
— Все вроде? — произнес он.