"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Все, господин рыцарь, — отвечал ему Пруфф, — сорок два мертвеца.
Волков глянул на костер, солдаты наверх трупы уложить уже не могли, сажали и укладывали вокруг.
— Мало дров, найдите еще, — сказал кавалер капитану и крикнул каменотесу, — все, не бойся еретик, ратуша очищена, показывай, где ход.
В темном углу, у восточной стены, еретик, зажимая нос и стараясь не дышать часто, указал на четыре ступени, что шли вниз и упирались в стену. Вокруг был старый кирпич, а эта стена была из крепкого камня.
— На совесть делали, — сказал Волков, трогая камни и морщась от вони.
— Бургомистр
— К вечеру управишься?
— Нипочем не уложиться до вечера, кладка три камня, отец клал, киркой да ломом работать и работать.
— Людей в помощь дам.
— Это хорошо, пара людей не помешает, да ход-то узкий, тут двоим не размахнуться, по очереди ковырять будем, и то только к обеду на завтра пробьем.
— Начинай.
Кирка бьет камень, кирка бьет камень, кирка бьет камень. Летит пыль и осколки. Пыль и осколки.
Сидеть и смотреть, как люди ломают стену, у Волкова не было сил. Он поглядывал на солдат. Те, видя его взгляд, отводили глаза. А он кожей спины чувствовал, что солдаты в шаге от неповиновения. В шаге от мятежа. Не будь он так тверд, они давно бы ушли из города. А сейчас он не был уверен даже в своих людях, теперь он должен был контролировать всех.
— Поп, — сказал он отцу Семиону, — следи за ними, не давай им лениться ни минуты, мне нужно, чтобы они пробили стену и чем раньше — тем лучше. И пусть сожгут мертвяков как следует, чтобы ни ног, ни рук на улице не валялось.
Отец Семион смиренно склонил голову и молитвенно сложил руки в знак повиновения:
— Буду призывать Господа в помощь.
— Да уж призови, если хочешь, чтобы мы выбрались отсюда живыми.
У Егана рана чуть воспалилась, брат Ипполит, обработал ее и сказал кавалеру, чтобы тот слугу не беспокоил хоть один день. Волков согласился, но ехать за водой было нужно. Вернее и не так уж нужно, воды бы хватило бы до утра, но тревога не покидала его, он хотел знать, что делать дальше, что даст ему ход в цитадель, не придется ли там драться с людьми Брюнхвальда. И поэтому ему нужно было поговорить с Агнес.
Он взял с собой четырех солдат, больше брать было нельзя, слишком много людей с капитаном Пруффом были у ратуши, а еще нужно было оставить людей с Рохой в лагере.
Так и поехали: подвода с двумя бочками, четверо невеселых солдат, и он. Кавалер надеялся, что на этот раз никто его не встретит засадой.
Когда выехали из города, он отправил солдат с бочками к реке, сам же поехал к заставе, где попросил солдат позвать из лагеря госпожу Агнес.
Ждать пришлось недолго, девочка, наверное, бежала к нему, и шар несла в синем бархатном мешке. Подбежала, кинулась к нему на грудь, так, что щеку чуть поцарапала о наплечник.
— Господин, уж и не ведала, увижу ли вас, — чуть не со слезами говорила она. — И сны снились недобрые.
— Ты ко мне сильно-то не жмись, я из чумы выбрался, не дай Бог язва от меня к тебе шагнет, — он отстранил ее от себя. — Ну как вы там, нет ли нужды
— Нет, нету нужды, рыцарь фон Пиллен добрый. Все нам дает, — она чуть понизила голос, как будто кто-то мог их услышать, хотя они были одни, — ночью проснулась я от кошмара, мертвецы мне снились, по Рютте, прямо по дороге гуляли. И вас спрашивали, у всех проходящих, и ко мне подходили. Тоже спросили, где, мол, твой господин, Святые Угодники, — она осенила себя святым знамением, — ну так проснулась, ночь вокруг, солдаты говорят у костра, а Хильды рядом нет. По нужде пошла, думаю, да нет, не по нужде, рыцарь велел нам в шатер таз принести для надобностей. Я лежала долго, ждала, а она так и не пришла. Я под утро заснула, а утром она явилась. Я говорю где, мол, была. А она говорит, тебе, что за дело. А сама спать легла.
А я знаю, господин, она у него была, у рыцаря. Он от нее млеет, за столом сидел, так вино ей сам подливал, не ленился встать, лакея не звал. И смотрел на нее и смотрел как дурень на красную рубаху. Рот раззявит и сидит, дурак-дураком, улыбается.
— Значит, у рыцаря она была, — чуть улыбнулся Волков.
— Ну не с солдатами она миловалась, у рыцаря. Шалава она. Вам не пара. Хотя и добрая.
— Бог с ней, не до нее мне сейчас. Ты молодец, предупредила меня в прошлый раз, беду отвела. Как знала.
Он хотел погладить девочку по голове, но вспомнив про чуму, отдернул руку:
— Ты давай, еще в шар глянь, что меня ждет, как мне мощи из города вывезти, как в цитадель попасть? Люди мои ненадежны, мне все нужно знать.
— Сейчас гляну, только отойдем к реке. Мне раздеться нужно. А люди ваши ненавидят вас, и зло замышляют, но боятся вас, я еще вчера это знала, да забыла сказать.
Она снова сидела на берегу реки, голая и отрешенная. Мерзла, но как и всегда улыбалась.
Долго смотреть в шар на этот раз Агнес не смогла. Вскоре откинула его небрежно, а сама повалилась на одежду усталая. Легла на бок лицом к нему. Глаза закрыты. Волков прикрыл ее наготу платьем и стал ждать, пока он перестанет тереть глаза. Наконец, не выдержав, он спросил:
— Ну, видала что-нибудь?
— Немного, — тихо ответила девочка. — Беда вас ждет. Совсем рядом она. Говорю, люди ваши замышляют каверзу против вас.
Она говорила медленно, не открывая глаз. Словно засыпала.
— И белый человек вас ждет, снова убивать думает, вы ему бед много сделали, а люди ваши вам не помощники. Они хотят, чтоб вас убили. Опостылели вы им. Они и сами думают вас убить, да боятся. Нет, не осмелятся. А белый человек не боится. Злится он сильно на вас. Да, серчает, за то, что порушили вы его дело.
— Серчает? И что за дело я порушил? И как?
— Не знаю. Не видела.
— А он случаем не монах, что с нами шел? — спросил кавалер, думая об отце Семионе.
— Нет, монахов отцов он ненавидит люто, как и вас. И он местный, дом у него тут.
Она замолчала, села. Стала надевать нижнюю рубаху. А лицо ее было бледным, руки слабыми. Нелегко ей давался шар. Она накинула рубаху, встала, и грустно глянув на Волкова, произнесла:
— Не ходили бы вы туда, господин. В прошлый раз вас ваши люди уберегли, а сейчас они не помогут. Не ходите, — она вдруг прикоснулась к его щеке рукой, — богатств у вас много, люди верные есть, что вы там ищете, зачем Бога дразните?