"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
Кавалер смотрел на едва живого бандита, брезгливо кривил губы и, наконец, принял решение:
— Ладно, поехали, девка сказала, что меч мог купить какой-то пекарь.
— Меч купил пекарь? — удивился Сыч.
— Поехали, проверим, что за пекарь, а этот, — кавалер кивнул на бандита, — пусть малость отживеет — тогда опять с ним поговорим.
— Вот она, пекарня, — сказала Эльза, указывая пальцем на крепкие ворота и высокий забор, — тут пекарь Кирхер живёт.
— Чего-то не пахнет здесь сдобой, — говорил Ёган, оглядывая
— Ну-ка подсоби-ка, — сказал ему Сыч, спрыгивая с коня и направляясь к забору.
Ёган понял, чего тот хотел, встал у забора и помог Сычу забраться на него. Ловкий Фриц Ламме тут же спрыгнул на тут сторону, и сразу же послышался лай здоровенной собаки. Но кавалер не волновался за Сыча. Сыч и стаю собак перерезал бы, случись нужда. Вскоре за лаем послышалась и ругань, но ворота уже открывались. Как только появилась возможность, во двор протиснулся и Ёган, достав тесак из ножен. Волков с удовлетворением заметил, что Ёган уже совсем не тот деревенский мужик, которого он встретил в убогой деревушке. За Ёганом во двор прошёл и Максимилиан, тоже достал оружие. И уже после них, как и положено господину, чуть склонив голову, чтобы не задеть свод ворот, въехал и он сам.
Во дворе огромный пёс рвал крепкую цепь и лаял без устали. И там же сидел на земле мужик, держался за окровавленную голову, рядом валялась дубина. А над ним стоял Сыч, победно поигрывая кистенём, и говорил:
— Я ему говорил не баловать, а он лезет даться.
Во двор вошла и Эльза.
— Это пекарь Кирхер? — спросил у неё Волков.
— Нет, господин, это слуга его, — отвечала девушка. — Кирхер другой.
Тут же Ёган и Максимилиан пошли в дом, Волков слез с коня и пошёл следом.
Большая комната, бывшая пекарня, в которой давно не пекли никакого хлеба, завалена грудами одежды, обуви старой, седлами и хомутами, даже крестьянскими инструментами, грабли и вилы тоже были тут.
За длинным столом, у небольшого окошка, стоял крепкий мужик, больше похожий на франтоватого возничего, чем на пекаря. Он удивлён не был, был насторожён, оглядывал вошедших недобрым взглядом.
Максимилиан разыскал табурет, поставил его на середину помещения, Волков сел, вытянул больную ногу.
Тут и Сыч вломился, втащив за собой мужика с разбитой башкой. Бросил его на пол огляделся и спросил:
— Ну, ты и есть тот самый пекарь Кирхер?
— Может, и я, а вот вы кто? — храбро говорил хозяин.
— Давай так говорить будем, — предложил Сыч, — я спрашиваю, ты отвечаешь, а если ты спрашиваешь, — Фриц Ламме показал мужику кистень с небольшой свинцовой гирей, — вот этой вот гирей получаешь по мусалам.
Мужик только презрительно хмыкнул в ответ, и, заметив это, Сыч подошёл к нему и с размаху врезал ему кистенём по рёбрам, приговаривая:
— А это, чтобы ты не думал, что мы сюда шутить пришли, а ты тут будешь хмыкать.
Мужик, было, попытался закрыться от удара рукой, да попробуй от кистеня закройся. Гиря на верёвке облетела руку, и плотно шмякнула его по рёбрам, по левому боку.
Мужик
— Что? Хрустнуло ребрышко-то, хрустнуло никак? — ласково интересовался Сыч. — Ну да ничего, у тебя их, рёбер-то, много, на весь наш разговор хватит.
— Храбрые, я смотрю, вы люди, — тяжело дыша, говорил мужик, опускаясь на лавку. Он обратился к Волкову. — Вы бы господин, своего человека угомонили бы, нельзя так с людьми, люди разные бывают. Иной раз ударишь вот так человека, а потом пожалеешь. Крепко пожалеешь.
— Уж не тебя ли мне бояться? — спросил Волков спокойно. — Уж не ты ли такой человек? Ну, отвечай, или велю моему человеку все кости тебе переломать.
— Да нет, не я… Не я, — говорил мужик пересиливая боль в боку и улыбаясь.
Волков дал Сычу знак и тот быстро подошёл к нему и дал тяжеленую затрещину ему по шее. И спросил:
— Ты пекарь Кирхер?
— Что ж так бьёшь-то тяжело? — мужик чесал шею.
— Говори. Или ещё получишь.
— Я Кирхер. Я.
— А чего же ты Кирхер хлеб не печёшь? Тебя все пекарем зовут, — поинтересовался Волков.
— А я и не пёк его никогда, я пекарню прикупил, так дураки стали меня пекарем звать.
— А кто ж ты, раз не пекарь? — продолжал кавалер.
Мужик морщился и врал:
— Из купцов я.
— Да брешет он, экселенц, — заявил Сыч. — Харя у него воровская. Из воров он, из тех, что поумнее, из тех, что деньгу скопили, да скупкой краденного занялись. Авось не самому на разбой ходить, пусть другие под петлёй ходят, а этот решил тут сидеть, да монету считать.
Кирхер глянул на Сыча, опять ухмыльнулся:
— Ишь, и не соврать даже. Всё ты видишь.
— Да уж, повидал таких.
— А нужно-то вам от меня чего? — Спросил Кирхер.
— Ганс Спесивый тебе меч приносил, это мой меч, он у меня его украл. Верни мне мой меч, — сказал Волков просто.
Он не знал наверняка, приносил ли Ганс меч Кирхеру, но говорил это так уверенно, словно знал об этом. И он угадал.
— Приносил, только не взял я его.
— А почему?
— Он просил за него десять монет, меч конечно богатый, стоит этих денег, только когда у него ножны будут, а без ножен его разве что скупщик хлама купит. Богатый господин, которого он может заинтересовать, без ножен не купит. Я и послал его к кузнецу Тиссену, тот может и хорошие ножны сделать, и меч купить, у него деньга не переводится. Всё, больше не нужен я вам? Могли бы и так спросить, надо было мне из-за этого рёбра ломать?
— Ёган, — сказал Волков, — верёвку поищи, этот пекарь с нами поедет.
— Чего? Нет, уговора такого не было, — Кирхер напрягся, помрачнел.
— У меня с тобой никаких уговоров вообще не было, поедешь со мной и укажешь мне этого кузнеца.
— Не поеду.
Кирхер попытался вскочить, на краю стола лежал нож рядом с блюдом, он к нему потянулся, да Сыч смахнул нож со стола, а Кирхеру на горло накинул верёвку, что соединяла гирю и рукоять кистеня, да стал душить пекаря так, что у того лицо в миг стало синим, а Сыч ещё приговаривал: