"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
И герцог не давал о себе забыть, как без него? Сеньор, все-таки.
Кавалер приехал с юга, все мысли о горцах, сам устал, а у привязи чужой не его конь.
— Кто тут? — спросил он у дворового мужика, что чистил коровник.
— Не могу знать, господин какой-то в богатом платье. Госпожа его кормит.
Уж не знал, что и думать, пошел в дом. А там за столом человек в цветах герцога и с сумкой через плечо. Сидит, бобы ест не без удовольствия. Кружка пива у тарелки. Хлеб свежий. А кавалер уже и не знает, грустить или радоваться. Хорошо, что хоть не хахаль жены. А с другой стороны, что хорошего? Может, хахаль и лучше
— Я от Его Высочества герцога, — вставал и кланялся человек, увидав Волкова.
Это и так кавалеру ясно, он даже знает, зачем тут этот человек. Он молча протягивает руку. Человек лезет в сумку и достает оттуда два письма, одно большое с лентой и оттиском герба герцога на сургуче, второе совсем маленькое и простое.
Он уселся за стол и первым делом, конечно, сломал сургуч на послании курфюрста.
Милый друг мой, зная о ваших делах, прошу вас быть ко двору моему в Вильбург со всей возможной поспешностью. Желаю слушать вас и говорить с вами о житие вашем в вашей земле.
Какой у писаря почерк красивый — залюбуешься. А герцог не поленился перстень приложить. Подписываться не стал.
Волков сидел, задумавшись, перед ним лежало письмо сеньора: «Вот что ему нужно было сейчас делать? Бросить все и скакать к герцогу? Четыре дня туда, четыре обратно, сидеть и там ждать аудиенции. А сколько ее ждать придется? А вдруг Его Высочество возьмет и просто кинет его в тюрьму? До выяснения. А там обер-прокурор, который Волкова еще по Хоккенхайму невзлюбил. Уж он порадуется, все сделает, чтобы Волков в холоде подольше посидел. А тем временем горцы переплывут реку? Он даже деньги свои вывезти не успеет. Все этим псам из-за реки достанется. Не-ет, нет-нет-нет. Так не пойдет. А как пойдет?»
Думы тяжкие, думы тяжкие. Что делать? Осмелиться отказать герцогу или собираться в дорогу? Так он думал несколько минут, а посыльный терпеливо ждал его.
Ничего не надумав, Волков небрежно кинул на стол письмо герцога и взял второй конверт. Сломал сургуч, развернул послание.
А там всего два слова:
«Не торопитесь». И все. Ни подписи, ни числа. Прочитав написанное раза три и повертев бумагу, он поднял глаза на гонца:
— Кто дал тебе это письмо?
Того этот вопрос, кажется, удивил, и он ответил:
— Оба письма мне дал канцлер Его Высочества.
Канцлер! Ну конечно. Видно, не зря он отправил канцлеру фон Фезенклевер серебро и хорошие меха.
Волков подумал немного и решил последовать его совету. Канцлер как никто другой знал, что нужно делать, когда получаешь подобные письма от курфюрста.
— Я напишу герцогу ответ сейчас же, — произнес кавалер посланцу и сказал. — Монах, бумагу мне, чернила, сургуч, свечу.
Брат Ипполит, что как раз посадил его племянников за другой конец стола для учения грамоте, сразу принес ему требуемое.
И Волков написал герцогу:
Рад, Ваше Высочество, что вы не забываете про своего вассала.
Кланяюсь вам, как благодетелю, и молюсь за вас ежедневно, как за отца своего. Премного рад, что зовете вы меня ко двору, потому что видеть вас для меня удовольствие превысшее. Но недуг тяжкий, что истязает плоть мою, не дает мне тут
Он запечатал письмо и отдал его гонцу. Неплохо было бы, что бы гонец ехал медленно, Волкову сейчас каждый день был дорог. Он достал из кошеля талер и кинул его гонцу:
— Переночуй тут. И в Малене задержись на денек.
Тот поймал монету, поглядел на нее и сказал:
— Могу и на два дня, если пожелаете. Скажу, что конь захромал.
— Да, скажи что захромал, — задумчиво произнес Волков.
И тут же забыл о посыльном. Ему было, о чем задумываться.
Конечно, к герцогу ехать было нельзя. Говорят, что норов у него крут. Вдруг его объяснение герцога не удовлетворит. Что ждет ослушника? Острог. А в острог ой как не хочется. Но и пренебрегать его просьбами тоже дело рискованное. Уж точно курфюрсту это не понравится. Волков очень надеялся, что канцлер знает, что советует. Ну, а как иначе, как уехать, если ждешь со дня на день таких гостей, как горцы. Герцог и горцы. Это был как раз тот случай, когда вспоминают молот и наковальню.
Кто-то сзади подошел и погладил его по волосам. Он даже вздрогнул от неожиданности. Так только Брунхильда делала, когда в хорошем настроении была. Жена? Так та так не делает, да и зла она на него все время. А с утра так слуг била, с чего бы ей сейчас ластиться? Он обернулся. Нет, конечно, это не Брунхильда. За спиной стояла Тереза, сестра.
— Очень вы печальны, брат мой, — произнесла она. — Веселым вас совсем не вижу. Хмуры все время, тревожны.
— Не до веселья сейчас, — отвечает он. Глядит на нее и совсем не может вспомнить ее маленькой, той, какая она была, когда отец был жив еще, он спрашивает у нее. — Вы помните имя мое? Настоящее имя мое.
— Конечно, — сестра улыбается. — Ярославом вас батюшка назвал.
— Да, Ярославом, — кивал Волков. — А отца помните?
— Нет, совсем не помню, помню, что бородат был и велик, — отвечает Тереза. — А вы помните его, матушку, сестру нашу?
— Помню, — врет Волков. — Конечно, помню.
Никого он не помнит, давно все было, сто лет назад, даже обрывков уже в памяти не осталось. Только мутные образы.
Он смотрит на сестру и вдруг замечает, что она похорошела заметно. Когда приехала, то кожа да кости были, руки страшные от тяжкой работы, пальцы узловатые, грубые. Теперь потолстела. Синева из-под глаз исчезла. Румяна даже, не стара. Зубы-то все передние целы. Да, положительно она красива.
— На платье-то швы расходятся, — с улыбкой замечает он.
— Ой, не говорите, салом обросла, никогда такой не была, — смеется сестра. — И дети тоже едва в платья влезают. Растолстели на ваших харчах.
Он становится серьезным:
— Дам вам пятьсот талеров, поедете в Мален.
— Платье детям купить? — удивлялась такой сумме сестра.
— Нет. Найдете банкиров Мецони и Блехера. Положите по двести пятьдесят монет каждому на свое имя. Соберите все свои вещи и держите их собранными, чтобы по первому слову моему вы могли отсюда уехать.